Матери своей – Шуры – Наташа стала стесняться лет в тринадцать. Как раз ее начали интересовать всякие «взрослые» женские штучки. Тут-то она и заметила, что ее мать не как другие женщины их довольно крупного поселка.
Шуру не интересовали ни модные шмотки, ни косметика. Маникюра она отродясь не делала. Да и речь у матери была простоватая, «колхозная», как говорила Наташа. А профессия так и вообще полный позор – птичница. Образованности ей тоже явно не хватало.
Прочно засела с той поры в Наташиной голове мысль, желание стать городской, вырасти поскорей и до капли высосать из себя поселковое детство, освободиться от него. Росла она девочкой умной, хорошо училась. Тут явно повлияли неизвестные отцовские гены. Как-то Наташа спросила у матери про отца.
– А бог его знает, где он, – просто ответила Шура, и Наташа больше не интересовалась.
Через несколько лет уехала в город, поступила в техникум. И ни разу – ни разу! – за все время учебы к матери не приезжала. Даже летом. Так и жила в общаге. А Шура регулярно моталась к своей Наталочке с полными сумками картошки и солений. Ужасно стесняясь материных нелепых беретов и дурацких вязаных кофт, Наташа никогда подолгу не позволяла Шуре находиться в их с девчонками-однокурсницами комнате.
– Мам, ну чего там сидеть, пошли во двор на скамейку.
Простая и наивная Шура о дочериных терзаниях не подозревала. Как любила ее всем своим добрым материнским сердцем, так и продолжала любить. А ведь молодая еще была Шура-то. Двадцать лет ей всего исполнилось, когда Наталочка на свет появилась.
Наташино нежелание приезжать даже на каникулы в родной поселок принесло, однако, свои плоды – обзавелась девушка самым настоящим, всамделишным женихом Сергеем. Шуру на свадьбу не позвали. Очень уж Наташа боялась, что та оплошает и опозорит ее. Да и не делали шикарной свадьбы. Матери она позвонила за день до росписи в ЗАГСе и поставила перед фактом.
– Доченька! Да как же это?
– Что это, мам? Ничего особенного, студенческая свадьба. А ты к нам через недельку приезжай знакомиться.
Знакомства этого Наташа ждала в муках. Новообретенная свекровь сразу стала ее кумиром. В мыслях она уже мысленно компенсировала недостатки матери свекровиными «заслугами». А ими были (ни много ни мало) постоянна укладка, макияж-маникюр, модная одежда и масса бижутерии. Мечтала Наташа, что станут со свекровью подругами и не замечала ни ее эгоистичности, ни недалекости. В семейную жизнь сына та не лезла. Казалось, сбыла с рук – и хорошо. Жилищный вопрос молодых решили так – Сережина бабушка по отцу переехала к сыну с невесткой в бывшую Сережину комнату, а новобрачные стали жить в ее квартире.
Шура должна была приехать на электричке. Когда Наташа вместе с мужем вышла на перрон и увидела стоящую там мать, то чуть не содрогнулась от ужаса. С огромным рюкзаком за спиной и двумя баулами в руках, в ярком берете, защитного цвета ветровке и резиновых сапогах, Шура беспомощно озиралась, ища глазами опаздывающую дочь.
– Мама, ну вот и мы! Знакомься, это мой муж Сережа.
– Здравствуй…те, Сережа, – робко произнесла Шура.
– Рад познакомиться, Александра Борисовна,- весело ответил Сергей, забирая у тещи и баулы, и рюкзак, – ого, и чего это вы туда наложили?
– Так как же…картошечки думаю вам, огурчиков…
– Картошечка – это хорошо! – снова весело сказал Сергей и бодро зашагал вперед.
– Не могла поприличней одеться, в город все-таки приехала,- зашипела Наташа на мать.
– Доченька, так кто ж на меня смотрит?
Наташа закатила глаза. Дома она выставила на стол тарелку с мини-бутербродами, нарезанный кружочками апельсин и тонкие ломтики сыра. Шура недоуменно смотрела на все это.
– Доченька, а хлеб-то чего такой маленький?
– Мама! Это называется ка – на – пэ-э!
Шура, вконец растерявшаяся от строгости дочери, промямлила:
– Так может это… картошечки пожарить?
Сергей, до того с тоской взиравший на Наташины кулинарные изыски, вдруг оживился:
– А давайте, Александра Борисовна! – и сурово посмотрел на жену.
– А вот тут у меня еще капусточка вам, – Шура вытащила из рюкзака трехлитровку с квашеной капустой.
Сергей аж застонал от удовольствия. Приободренная поддержкой зятя, Шура принялась освобождать свои огромные сумки от даров, сопровождая каждый пояснением:
– Грибочки вот, сама солила. А это маринованные. Грузди. Вареньице клубничное. А это брусничка моченая. Помидорчики. Еще моей бабки рецепт. Ты их, Сережа, под водочку. Икра кабачковая. Огурчики. Завсегда у меня хрустящие получаются.
За минуту стол был уставлен банками разных калибров, победно потеснивших Наташины тарелочки к самому краю так, что они рисковали упасть.
Сергей бурно выражал восторг.
– Лучший подарок на свадьбу! Мои-то никогда этим не занимались. Вот это теща у меня мировая! Наташка, ну ты чего куксишься?
Наташе оставалось две недели до родов, когда неожиданно на пороге их квартиры возникла Шура. Как всегда, нагруженная гостинцами.
– Мам, ты чего это? Без предупреждения.
– В отпуске я, доченька. Приехала вот проведать, помочь тебе. А чего предупреждать-то?
На следующий день Сергей вернулся с работы и заявил:
– Наташка, меня неожиданно в командировку отправили, так что хорошо, что с тобой мама.
– Как в командировку? Надолго?
– Сразу после выходных вернусь.
– Ну так что со мной может случиться? Рожать-то через две недели.
– Ну мало ли. На всякий случай. Александра Борисовна, вы ведь останетесь?
И, чмокнув жену в кончик носа, Сергей начал собираться. На самом деле ни в какую командировку ему было не надо. Просто за долгие месяцы Наташиной беременности он устал от ее капризов, частого недовольства и смены настроения и потому с легким сердцем уезжал на выходные к другу, жившему за городом у озера, отдохнуть от общества жены и порыбачить.
Утром у Наташи начало тянуть живот. Она не обращала внимания, но к вечеру боль стала очень сильной.
«Рано ведь еще, – думала Наташа, – свекрови позвонить?»
Сказать бы матери, да что ее глупая мать сделает. Только закудахтает, как курица, за которыми она ухаживает на работе. Шура в этот момент ушла помыться в ванну. Наташа набрала номер Сережиных родителей.
– Милочка, так это тебе не мне нужно звонить, а в скорую, – заявила своим высоким голосом свекровь, услышав от Наташи, что она «кажется рожает», – а что, Сережи рядом нет?
– Не-ет, он в командировке.
– Странно, мог бы отказаться в таком случае. Я-то тебе чем могу помочь.
От неожиданного пренебрежения свекрови Наташе стало еще больнее.
Шура выключила воду и услышала слабые вскрики дочери. Выскочила, обмотанная полотенцем, и обнаружила дочь, сидящей на полу и прислонившейся спиной к дивану. Она корчилась от боли.
– Доченька! Неужто началось? Сейчас я в скорую позвоню!
Шура вмиг стала какой-то собранно-деловитой. Позвонила в скорую, четко указав все данные.
– Доченька, сумка-то у тебя собрана?
Наташа помотала головой, растягивая от боли рот, не в силах произнести ни слова. Шура собрала все необходимое в роддом.
– Держись, доченька, держись, ничего оно, ничего,- приговаривала Шура, поглаживая Наташу по спине и плечам до самого приезда скорой.
В роддоме Наташу быстро осмотрели и увезли. Шура услышала брошенное врачами «ягодичное предлежание». Что это такое, Шура знала. Сама так свою Наталочку рожала. Ох и намучилась тогда.
– Женщина, нельзя тут сидеть. Езжайте домой.
– Как же я поеду. Дочь ведь моя.
– Нельзя, нельзя, женщина. Не положено.
Но упрямая Шура осталась на скамеечке в «предбаннике», где слегка прикорнула. Сердобольная медсестра только покачала головой и накрыла Шуру стареньким шерстяным одеялом.
Утром ее растолкали в плечо.
– Родила. Слышите? Родила Ваша дочь. Мальчик. Три пятьсот. Все в порядке. Отдыхает она. Идите домой. Передачки по вечерам можно приносить.
По лицу заспанной Шуры растеклась счастливая улыбка. Она съездила на квартиру к Наташе, умылась, позавтракала, потом пробежалась по магазинам и уже к обеду наматывала круги вокруг роддома. Наконец услышала родной голос:
– Мама!
– Доченька!
Кинулась на голос, к окну, за которым стояла ее Наталочка, бледная и улыбающаяся. Здание роддома было стареньким, окна на первом этаже низкие, так что можно было спокойно заглянуть в палату.
– Ну как, доченька? Все хорошо? Я вот тут тебе принесла…,- Шура перекинула через подоконник пакет.
– Мама, куда так много? Ну ты чего?
– Кушай, доченька, кушай. Тебе сейчас нужно. Ну как, видела?
– Видела! Ма-а-аленький, – Наташа от умиления уронила слезинку, а Шура в ответ – целый водопад.
– Мама, ну ты чего?
– Ничего, доченька, это я от счастья. Доченька, – сказала Шура после паузы,- ты уж меня прости, что я про отца-то твоего… Тут он живет. В городе. Только семья у него. Карточку твою я ему показывала. Училась ты тогда. Пятнадцать тебе было. Только он сказал – а чего я ей скажу.
– Да зачем он нам, мама? Нам и вдвоем хорошо, правда ведь? Ой, мама, – Наташа вдруг засмеялась, – а ты ведь теперь бабушка, представляешь? В сорок лет. Бабушка, – смеялась Наташа.
– А и правда, – улыбаясь, Шура выдала новую порцию слез.
– Мама, ты ведь останешься у нас, пока в отпуске?
– Останусь, доченька, останусь…