Молодожены сбежали, а спустя 12 лет их машина была обнаружена в болоте. Достав, внутри увидели нечто…
Катя и Артём поженились наперекор всему. Ему было 23, ей — всего 19. Родители были против: «Не нагулялся он!», «Ты с ним пропадёшь!». Но они не слушали никого. Уехали после свадьбы ночью. Бросили всё. Только любовь была с ними — и старая «девятка».
Прошло двенадцать лет.
Катяной матери позвонили из отдела полиции. Где-то на отдалённом болоте, во время осушения, экскаватор зацепил автомобиль. Номер частично сохранился. Он совпадал с тем, на котором последней ночью уехали Артём и Катя.
Когда мать приехала, у неё дрожали руки. Всё это время она не теряла надежды — думала, живут где-то в деревне, просто не хотят общаться. Или уехали за границу. Или поссорились с миром. Но машина в болоте…
Её открыли. Внутри были вещи — Катина шаль, Артёмова куртка. Ключ всё ещё торчал в замке. А на заднем сидении — потрёпанный детский рюкзачок и… плюшевый заяц.
— Ребёнок? — прошептала мать.
Эксперты позже скажут: в машине не было тел. Ни крови, ни следов борьбы. Как будто они просто… исчезли.
Но странное было в другом. Между сидений нашли потрёпанную школьную тетрадь. На первой странице детским почерком было написано:
«Я люблю маму и папу. Мы живём в домике у леса. Они сказали, что однажды мы сможем вернуться, когда всё утихнет. Только тише — тут рядом что-то злое…»
А внизу — детский рисунок. Дом, лес, трое: мужчина, женщина и девочка с длинной косой.
Мать стояла, прижав тетрадь к груди. Слёзы капали на страницы. Прошло 12 лет. И где-то там, в глубине, в тишине — может быть, всё ещё живы те, кто сбежал однажды ради любви. Или… кто пытался спасти своё самое дорогое.
Экспертизы не прояснили ничего — ни останков, ни следов улики. Только тетрадка, плюшевый заяц и пыльная тишина. Но мать Кати, Анна Петровна, не могла спать после прочитанного. Эти слова… они звучали слишком живо. Не как записка перед смертью. Как дневник — начатый кем-то, кто всё ещё надеется.
На задней странице была карта — схематичный рисунок болота и домика. Лес, стрелочка и надпись:
«Идти от мха по корням, там будет домик.»
Анна Петровна взяла фотографию дочери, фонарик, термос с чаем и отправилась туда, где стояла машина. Местные мужики отговаривали:
— Там топь. И болотник. Люди терялись.
Но она лишь сжала крестик в кармане.
Целый день она шла по болоту, продираясь сквозь мокрые ветки, падала, поднималась. К вечеру набрела на крошечный деревянный домик. Он стоял, будто забытый, поросший мхом и корнями. Окна были целы, из трубы шёл дым.
Она застыла.
— Кто там? — раздался детский голосок.
Из дома вышла девушка лет одиннадцати. Светлые волосы, длинная коса, в руках — тот самый плюшевый заяц. За ней — мужчина с сединой на висках. Артём.
А потом из-за двери вышла Катя. Та самая, только постаревшая на десятилетие, но всё та же. Она приложила руку к губам, словно не верила, что мать стоит перед ней.
— Мамочка… — выдохнула Катя.
Анна Петровна не кричала. Не бросалась. Просто пошла к ней и обняла. Обняла всех троих.
— Мы не могли вернуться, — шепнула Катя. — Там… было что-то страшное. Но мы спасли её. Ради неё мы исчезли.
Артём смотрел молча. А девочка — Даша — подошла к бабушке и протянула ей тетрадку.
— Я знала, ты найдёшь. Мама рассказывала, что у тебя сильное сердце. Мы оставили тебе след…
Анна Петровна заплакала. Впервые за 12 лет — не от боли, а от облегчения.
Иногда исчезновение — это не трагедия. Это путь к спасению.
Меня зовут Даша. Мне двенадцать. Хотя мама говорит — уже почти тринадцать. Я родилась в доме у леса, в котором мы жили все вместе: папа, мама и я. У нас была печка, рядом болото, а за домом — сосны такие высокие, что если смотреть наверх, кружится голова.
Мы почти не разговаривали громко. Мама шептала, что «оно» может услышать. Папа всегда держал ружьё рядом, даже когда ел. Я не видела «его», но однажды слышала, как за окном что-то шипело, а потом у нас треснуло стекло.
Мама сказала, что раньше мы жили в городе. Что сбежали. Потому что кто-то хотел забрать меня. Я не всё понимала. Только помню: папа вытирал слёзы с маминых щёк, а мама повторяла:
— Ради неё. Ради неё мы выстоим.
А ещё у меня был заяц. Его звали Пончик. Я спала с ним, когда боялась. И однажды, когда папа сказал, что мы, может, больше никогда не увидим бабушку, я взяла тетрадку. Нарисовала наш дом. Лес. И нас.
— Она найдёт нас, — прошептала я. — Если любит.
Я не знала, получится ли.
Но однажды — тёплым вечером, когда всё было спокойно — я вышла на крыльцо и увидела женщину. Она стояла среди мха, с грязными руками и лужами под ногами. Она смотрела прямо на меня, будто узнала сразу.
У неё были глаза, как у мамы.
— Кто там? — спросила я.
И тогда мама вышла. У неё задрожали губы. Папа подошёл и обнял её за плечи.
Женщина шептала «моя девочка» и плакала, как я в детстве, когда разбила коленку. А потом обняла меня, как будто боялась, что исчезну.
Теперь мы вместе. В доме — тепло, и уже не страшно. Бабушка поёт песни, мама улыбается чаще, а папа опять делает деревянные игрушки. Я нашла старую тетрадь, села у окна и написала:
«Она пришла. Я знала. Даже если весь мир забудет — любовь не забывает.»
Прошло ещё десять лет.
Даша сидела на веранде того самого домика, уже с книгой на коленях. Рядом — маленькая девочка лет четырёх крутилась с зайцем в руках. Тем самым — Пончиком. Он был заштопан, но всё ещё с глазами-пуговками.
— Мам, расскажи ещё про болото, — попросила малышка.
Даша улыбнулась.
— Это было не просто болото, доченька. Там когда-то всё началось… и закончилось. А главное — там наша семья нашла друг друга.
Она посмотрела на лес. Всё изменилось. Мама с папой уже переехали в деревню — ближе к людям. Бабушка Анна Петровна прожила ещё девять счастливых лет, каждый день повторяя:
«Бог дал мне вторую жизнь, когда вернул вас».
Когда она ушла, Даша долго не могла говорить. Но однажды открыла тетрадку, ту самую, с детскими рисунками, и добавила на последней странице:
«Любовь — это когда тебя ищут. Даже если прошло 12 лет. Даже если ты в болоте, в тени и в страхе. Если тебя ищут — значит, ты жив».
Сейчас Даша сама была мамой. И каждый вечер рассказывала сказки, в которых главное — не драконы и не ведьмы, а люди, которые не сдаются. Которые помнят. Которые идут до конца — ради тех, кого любят.
И когда дочка уснула, Даша подошла к окну. Лес шептал, как и раньше, но уже не пугал. Она прижала руку к груди — там, где билось сердце.
— Спасибо, бабушка, — прошептала она. — Ты нашла нас. Ты спасла нас. А теперь мы спасём других.
И открыла тетрадь заново — уже как писатель.
Потому что её история была не концом. А началом новой.