— Галина Петровна, опять посуда грязная стоит! А кто, интересно, должен за всеми прибирать?
Оксана влетела на кухню, как ураган, размахивая руками и недовольно цокая языком. Галина Петровна, которая только что закончила гладить детские рубашки, обернулась от гладильной доски.
— Оксаночка, да я же только что…
— Только что что? — перебила невестка, ставя руки в боки. — Ты живёшь тут, как на курорте! Жрёшь наши продукты, коммуналку не платишь, а делать ничего не хочешь!
Галина Петровна молча поставила утюг и стала складывать выглаженные вещи. За пять лет таких разговоров она научилась не реагировать на первые выпады. Но Оксана только разогревалась.
— Знаешь что, бабуля? Мне это надоело! — Невестка шагнула ближе, говоря почти в лицо пожилой женщине. — Думаешь, мы тебе что-то должны? Думаешь, можешь тут до конца дней своих висеть на шее?
— Оксана, прекрати, — попытался вмешаться Сергей, появляясь в дверях кухни. — Мама помогает с детьми…
— Помогает? — захохотала Оксана. — Она помогает? Да дети сами себя обслуживают лучше, чем эта… — Она махнула рукой в сторону свекрови. — Я работаю с утра до ночи, прихожу домой, а тут бардак! Кому это нужно?
Галина Петровна продолжала молчать, аккуратно складывая школьную форму Максима. Но руки у неё слегка дрожали.
— Слушай, Оксанка, давай без крайностей, — попробовал примирить Сергей. — Мама же старается…
— Старается? — Оксана повернулась к мужу. — Ты видишь, как она старается? Вчера я нашла в холодильнике просроченный творог, который она купила! На наши деньги! А твоя дочка потом животом мучилась!
— Оксаночка, я же не знала…
— Не знала! — передразнила невестка. — А знать надо! Если живёшь в чужом доме, изволь быть полезной!
— Это не чужой дом, — тихо сказала Галина Петровна, поднимая глаза. — Это дом моего покойного мужа.
Воцарилась тишина. Оксана злобно сощурилась.
— Ага! Вот оно что! Значит, мы тут временные жильцы, да? Мы, значит, должны на цыпочках ходить?
— Я этого не говорила…
— А я говорю! — рявкнула Оксана. — Хватит нам тут права качать! Раз живёшь в нашей семье, плати за проживание! Как все нормальные люди!
Сергей покраснел и замолчал. Он боялся этих скандалов больше, чем понимал несправедливость происходящего.
— Сколько? — спросила Галина Петровна, сжимая в руках детскую рубашку.
— Что сколько? — не поняла Оксана.
— Сколько должна платить?
Оксана растерялась на секунду — она не ожидала такого прямого вопроса. Но быстро взяла себя в руки.
— Ну… тысяч пятнадцать в месяц. За комнату, коммуналку, питание…
— Пятнадцать тысяч? — переспросила Галина Петровна. — С пенсии в двенадцать?
— А нам какое дело до твоей пенсии? — нагло ответила Оксана. — Не можешь платить — ищи другое место!
В этот момент на кухню вбежал семилетний Максим с пистолетом в руках.
— Бабушка Галя! Смотри, какой у меня новый бластер! Папа купил!
Он обнял бабушку за ноги, не замечая напряжения в воздухе. Галина Петровна погладила внука по голове, но глаза её оставались холодными.
— Максимка, иди к себе, поиграй, — мягко сказала она.
— А ты потом придёшь? Почитаешь сказку?
— Обязательно приду, солнышко.
Мальчик убежал, а Галина Петровна посмотрела на Оксану долгим взглядом.
— Значит, пятнадцать тысяч?
— Да! И чтобы никаких фокусов! Или плати, или проваливай!
Галина Петровна кивнула и вышла из кухни, оставив выглаженные вещи на столе.
Галина Петровна заперлась в своей маленькой комнатке и села на кровать. Руки всё ещё дрожали от унижения. Пятнадцать тысяч… С пенсии в двенадцать тысяч рублей.
Она вспомнила, как пять лет назад Сергей приехал на похороны отца и со слезами на глазах умолял:
— Мама, не оставайся одна в этом доме! Поезжай с нами. Оксана так ждёт тебя, дети соскучились. Ты нам поможешь, а мы о тебе позаботимся.
Тогда это звучало искренне. Оксана действительно обнимала её, называла мамочкой, жаловалась на трудности с тремя детьми. Галина Петровна поверила — семья должна быть вместе в трудную минуту.
Первые месяцы она чувствовала себя нужной. Забирала внуков из школы, готовила ужины, стирала, убирала. Оксана работала допоздна, Сергей тоже. Дети привязались к бабушке — она помогала с уроками, читала сказки, водила в поликлинику.
Но постепенно благодарность превратилась в требования. Сначала мягкие: «Мама, можешь завтра пораньше встать? А то я не успею позавтракать». Потом более жёсткие: «Галина Петровна, почему суп несолёный? Дети голодные остались!».
А последний год превратился в настоящий кошмар. Оксана перестала скрываться — орала, требовала, обвиняла во всех грехах. Сергей молчал, иногда даже поддакивал жене.
«Может, они правы?» — думала Галина Петровна тёмными вечерами. «Может, я действительно обуза?»
Но сегодня что-то сломалось внутри. Пятнадцать тысяч за то, что она здесь живёт… В доме, который покойный муж завещал ей.
Галина Петровна встала и открыла старый секретер. Достала папку с документами и внимательно перечитала завещание. Да, всё правильно — дом принадлежит ей. Сергей получил дачу и гараж, а основное жильё осталось за вдовой.
Сын тогда не возражал. Говорил: «Конечно, мама, это справедливо. Ты с папой всю жизнь прожила здесь».
Теперь, видимо, справедливость изменилась.
За стеной послышался смех — Оксана что-то рассказывала Сергею, довольная своей «победой». Галина Петровна сложила документы обратно и задумалась.
Через полчаса она взяла телефон и набрала номер.
— Людочка? Это мама. Как дела, доченька?
— Мамочка! — радостный голос дочери согрел сердце. — Я как раз думала о тебе! Как дела? Как внуки?
— Люда, можно тебя кое о чём спросить? Ты помнишь агентство недвижимости, которое вам квартиру продавало?
— Конечно, помню. «Альфа-Недвижимость», очень порядочные ребята. А что случилось?
— Ничего особенного. Просто… хочу узнать, сколько сейчас стоят дома в нашем районе.
На следующий день Галина Петровна встала в шесть утра, как обычно. Сварила кашу, собрала детям завтраки в школу, развесила бельё. Всё как всегда, но внутри что-то изменилось.
— Галина Петровна! — рявкнула Оксана, выскакивая из спальни в халате. — Опять кофе закончился! Я же говорила вчера — купи нормальный, не эту бурду растворимую!
— Купила, Оксаночка. В шкафчике стоит.
— Где в шкафчике? — Невестка распахнула дверцы. — Тут только чай какой-то!
— В верхнем отделении, слева.
Оксана с грохотом открыла верхнюю полку и действительно обнаружила банку кофе.
— А нельзя было поставить на видное место? Мне что, каждое утро играть в прятки?
Галина Петровна промолчала, продолжая мыть посуду. А в кармане халата лежала визитка риэлтора, которую она вчера получила.
Вечером, когда дети делали уроки, а Сергей с Оксаной смотрели телевизор, Галина Петровна вышла во двор якобы за картошкой из погреба. На самом деле она встречалась с оценщиком.
— Хороший дом, — сказал молодой человек, обходя участок с планшетом. — Кирпичный, фундамент крепкий, коммуникации в порядке. В вашем районе такие идут от двух с половиной миллионов.
— Два с половиной? — переспросила Галина Петровна.
— Минимум. А если найдём покупателя, который готов сразу наличными, то и все три потянет.
Три миллиона. Галина Петровна прикинула — на эти деньги можно купить неплохую двухкомнатную квартиру в Москве, рядом с Людой. И ещё останется на безбедную старость.
— Сколько времени займёт продажа?
— При хорошем раскладе — месяц. У нас есть база покупателей, дом в хорошем состоянии, документы, я надеюсь, в порядке?
— В полном порядке.
Когда Галина Петровна вернулась в дом, Оксана набросилась на неё с новыми претензиями:
— Где ты шлялась? Максим уроки не сделал, Даша есть просит, а ты где-то пропадаешь!
— Я за картошкой ходила…
— За картошкой? Полчаса за картошкой? — Оксана подозрительно прищурилась. — Не выдумывай! И вообще, насчёт денег ты подумала? Пятнадцать тысяч в месяц — это окончательно!
— Подумала, — спокойно ответила Галина Петровна.
— И что решила?
— Решила, что ты права. Действительно, каждый должен платить за своё место в жизни.
Оксана даже растерялась от такой покладистости. Она ожидала слёз, уговоров, может быть, угроз пожаловаться сыну. Но не такого спокойного согласия.
— Ну… хорошо. Значит, с первого числа начинаешь платить.
— Обязательно, Оксаночка.
На следующее утро Галина Петровна поехала в банк. Узнала, сколько стоит справка о том, что на доме нет обременений, заказала свежую выписку из ЕГРН. Потом зашла в нотариальную контору — уточнить, какие документы нужны для сделки.
Нотариус, пожилая женщина в очках, внимательно выслушала её.
— Понимаете, дом записан на вас, но там живёт семья сына?
— Да.
— А они в курсе, что вы собираетесь продавать?
Галина Петровна помолчала.
— Нет. Пока нет.
— Понимаю, — мягко сказала нотариус. — Семейные дела бывают сложными. Но юридически вы имеете полное право распоряжаться своей собственностью.
Вечером за ужином Оксана снова начала свои придирки:
— Галина Петровна, а почему суп такой жидкий? Дети не наедаются!
— В следующий раз сделаю погуще, — покорно ответила свекровь.
— И картошку варить научись наконец! Разваливается вся!
— Научусь, Оксаночка.
Сергей покосился на мать с удивлением. Обычно она хоть как-то оправдывалась, а сегодня просто соглашается. Но вмешиваться не стал — лишь бы не было скандала.
А Галина Петровна молча доедала суп и думала, что завтра риэлтор обещал привести первых покупателей.
Покупатели приехали в четверг утром, когда все были на работе и в школе. Молодая семейная пара с двумя детьми — им нужен был именно такой дом, с садом и просторными комнатами.
— Отличная планировка, — сказала женщина, осматривая гостиную. — А мебель остаётся?
— Частично, — ответила Галина Петровна. — Что захотите, то и возьмёте.
Через два часа сделка была практически готова. Покупатели внесли задаток — сто тысяч рублей, договорились встретиться в понедельник у нотариуса для окончательного оформления.
— Когда освобождаете дом? — спросил мужчина.
— К среде всё будет готово, — твёрдо сказала Галина Петровна.
Вечером она сидела на кухне, когда вернулась Оксана. Невестка была в хорошем настроении — получила премию на работе.
— Галина Петровна! А ну иди сюда! — позвала она из прихожей. — Я тебе новость расскажу!
Галина Петровна вышла из кухни. Оксана снимала пальто, довольно улыбаясь.
— Значит так, бабуля. Мне сегодня премию дали — тридцать тысяч! Думаю, пора нам обновить мебель в гостиной. Этот старый диван уже совсем развалился.
— Понятно, — спокойно сказала Галина Петровна.
— И ещё. Насчёт твоей платы за проживание. Я подумала — пятнадцать тысяч маловато будет. Давай двадцать. Всё дорожает же!
— Оксаночка…
— Не возражай! Двадцать, и точка! — отрезала невестка. — А то расслабилась совсем. Думаешь, можешь тут дармоедкой сидеть до конца жизни?
В этот момент пришёл Сергей, усталый после смены.
— Что за крики? — спросил он, вешая куртку.
— Да вот, с твоей мамашей вопросы решаем, — бодро ответила Оксана. — Про плату за проживание. Теперь двадцать тысяч в месяц будет платить.
Сергей покосился на мать, но промолчал. Галина Петровна вздохнула.
— Дети, мне есть что вам сказать. Садитесь.
— Что ещё за дети? — насторожилась Оксана. — Мы тебе не дети!
— Садитесь, говорю, — повторила Галина Петровна более твёрдо.
Что-то в её тоне заставило их пройти в гостиную и сесть на диван. Галина Петровна осталась стоять.
— Я продала дом.
Повисла тишина. Оксана моргнула, не понимая.
— Что… что значит продала?
— Значит то, что значит. Нашла покупателей, взяла задаток, в понедельник подписываем документы. К среде они въезжают.
— Ты… ты шутишь? — пролепетал Сергей.
— Не шучу, Серёжа. Совершенно серьёзно.
Оксана вскочила с дивана.
— Ты рехнулась?! Как это продала? Без нашего ведома? Мы тут живём!
— Живёте в моём доме, — спокойно ответила Галина Петровна. — А теперь будете жить в другом месте.
— Да как ты смеешь?! — завопила Оксана. — У нас дети! Где мы жить будем?!
— Не знаю. Это ваши проблемы.
Сергей побледнел и схватился за голову.
— Мама, ты что творишь? Мы же семья! Нельзя же так!
— Семья? — Галина Петровна усмехнулась. — А когда твоя жена требовала с меня двадцать тысяч в месяц, мы тоже были семьёй?
— Это другое дело! — заорала Оксана. — Ты обязана участвовать в расходах!
— Обязана? — Голос Галины Петровны стал стальным. — Пять лет я вас обслуживала, как прислуга. Готовила, стирала, убирала, сидела с детьми. А ты мне каждый день втирала, какая я обуза!
— Мама, ну подожди… — попытался вмешаться Сергей.
— Не перебивай! — отрезала мать. — Ты молчал, когда она меня унижала! Молчал, когда она требовала деньги! Где была твоя совесть?
Оксана металась по комнате, как зверь в клетке.
— Ты не имеешь права! Это наш дом! Мы тут прописаны!
— Прописка не даёт права собственности, — холодно ответила Галина Петровна. — А право собственности у меня. И я им воспользовалась.
— Мама, ну нельзя же так! — Сергей встал с дивана, умоляюще протягивая руки. — Мы исправимся! Оксана больше не будет…
— Поздно, сынок. Слишком поздно.
— Да пошла ты! — взвизгнула Оксана. — Старая ведьма! Думаешь, нас на улицу выкинешь? Мы в суд подадим! Признаем тебя недееспособной!
Галина Петровна достала из кармана справку.
— Вчера проходила медкомиссию. Полностью дееспособна, психически здорова. Так что даже не мечтай.
Оксана схватила справку, пробежала глазами и швырнула на пол.
— Я тебя убью! Понимаешь? Убью!
— Угрожаешь? — Галина Петровна достала телефон. — Давай, повтори при свидетелях. Запишу на видео.
В этот момент с улицы донеслись детские голоса — внуки возвращались из школы.
— Дети, — тихо сказала Галина Петровна. — Подумайте о детях.
Максим первым вбежал в дом, за ним Даша и четырнадцатилетний Артём. Они сразу почувствовали напряжение.
— Что случилось? — спросил Артём, глядя на заплаканную мать и растерянного отца.
— Ничего, — твёрдо сказала Галина Петровна. — Идите делать уроки.
— Бабуль, а ты почему такая грустная? — Максим подошёл и обнял её за ноги.
— Бабушка не грустная, солнышко. Просто… устала немножко.
Дети неохотно прошли в свои комнаты, но было видно, что они всё слышали.
Оксана рухнула на диван и заплакала. Не от раскаяния — от злости и безысходности.
— Что мы теперь делать будем? — всхлипывала она. — Где жить? На что снимать квартиру?
Сергей сидел, уткнувшись лицом в ладони.
— Мама… мамочка… — прошептал он. — Прости нас. Прости меня.
— За что прощать, Серёжа?
— За то, что я трус. За то, что позволил Оксане тебя унижать. За то, что забыл, сколько ты для нас сделала.
Галина Петровна смотрела на сына долгим взглядом.
— Пять лет, Серёжа. Пять лет я была для вас бесплатной прислугой. А вы считали это нормальным.
— Мама, я понимаю… — Сергей поднял голову, глаза были красные. — Но дети… что будет с детьми?
— А обо мне кто думал? — Галина Петровна села в кресло. — Когда ваша жена требовала с меня двадцать тысяч в месяц, кто думал, как я буду жить?
Оксана вдруг перестала плакать и подняла голову.
— Галина Петровна… — голос у неё дрожал. — Я… я понимаю, что вела себя ужасно. Но я не знала, что вы так всё воспринимаете…
— Не знала? — Галина Петровна холодно усмехнулась. — А как ещё можно воспринимать оскорбления каждый день?
— Я… извините. Правда извините. Я была неправа.
Тишина затянулась. Потом Галина Петровна достала из сумочки документы.
— Дом продан за два миллиона восемьсот тысяч. На эти деньги можно купить трёхкомнатную квартиру в спальном районе.
Сергей и Оксана переглянулись с надеждой.
— Мама… ты хочешь сказать…
— Хочу сказать, что я покупаю вам квартиру. Небольшую, но своею. — Голос Галины Петровны стал мягче. — Дети не должны страдать из-за глупости родителей.
Оксана всхлипнула и кинулась к свекрови.
— Спасибо! Спасибо! Я буду другой, честное слово!
— Отойди, — спокойно сказала Галина Петровна. — И запомни: это не прощение. Это последний шанс. Но жить с вами я больше не буду.
— А где… где вы будете жить? — спросил Сергей.
— У Людмилы. Она мне уже квартиру присмотрела рядом с собой.
Галина Петровна встала и направилась к своей комнате.
— Собирайте вещи. В среду освобождаем дом. А в пятницу едем смотреть вашу новую квартиру.
У двери она обернулась.
— И ещё, Серёжа. Научись быть мужчиной. Защищать тех, кто тебя любит. А не тех, кто громче кричит.
Вечером, когда дети легли спать, Сергей постучал в дверь матери.
— Мама… можно?
— Заходи.
Он сел на краешек кровати, где Галина Петровна складывала в чемодан старые фотографии.
— Ты меня простишь когда-нибудь?
Галина Петровна посмотрела на сына — уже немолодого, уставшего, с первыми сединами.
— Серёжа, я всегда буду твоей матерью. Но уважение нужно заслужить заново.
— Я заслужу, мам. Обещаю.
— Посмотрим, — тихо сказала она и продолжила укладывать вещи.
А за окном шёл первый весенний дождь, смывая старую боль и готовя почву для новых надежд.