Хватит быть тенью в собственном доме!
— Оленька, солнышко, приготовь нам что-нибудь вкусненькое! Мы через часик будем! — голос свекрови в телефоне звенел, как набат. Даже не спросила — просто поставила перед фактом, как обычно.
Ольга прижала телефон плечом к уху и устало потерла виски. Опять… Господи, ну опять! Третий раз за две недели. Третий! Она даже посчитать боялась, сколько выходных за последний год превратились в обслуживание семейства мужа.
— Юлия Николаевна, я же говорила… У меня сегодня гора тетрадей, контрольные проверять надо, — попыталась было возразить Ольга, но в трубке уже пищали короткие гудки.
Ну конечно. А что я хотела услышать? «Ой, прости, дорогая, мы в другой раз приедем?» Ага, щас…
Кирилл как раз вышел из душа, на ходу растирая мокрые волосы полотенцем. От него пахло его любимым гелем с ментолом.
— Кто это трезвонил с утра пораньше? — спросил он беззаботно, явно не подозревая о грядущей буре.
— Твоя мамочка. Едут. Опять, — Ольга не смогла скрыть раздражение. Да и не особо старалась, если честно.
— Ну и славненько! — расплылся в улыбке Кирилл. — Давненько не виделись же.
Ольга аж поперхнулась воздухом:
— Давненько?! Кирилл, мы их в прошлые выходные видели! И позапрошлые тоже! Я устала, понимаешь? У-ста-ла быть бесплатной кухаркой и официанткой!
Лицо мужа сразу помрачнело, брови нахмурились:
— Оль, ну не начинай, а? Это ж мои родители, не чужие люди с улицы. Что тебе стоит обед приготовить? Не каждый день прошу.
Не каждый день… Ха! Только каждые выходные!
Ольга почувствовала, как внутри поднимается знакомая волна обиды, горькая и соленая, как морская вода. Но спорить… Какой смысл? Все равно он не поймет. Никогда не понимал.
Их дача — мечта, на которую копили три года, откладывая с каждой зарплаты, отказывая себе в отпуске на море — постепенно превращалась в филиал дома свекрови. Сначала Юлия Николаевна приезжала раз в месяц, потом раз в две недели, а теперь… Теперь она, кажется, считала себя полноправной хозяйкой.
А мы кто? Обслуга при собственном доме?
Через час — ровно час, Юлия Николаевна всегда была пунктуальна в своих набегах — послышался знакомый скрежет тормозов. Ольга нехотя, словно на казнь, поплелась на крыльцо.
Картина маслом: из потрепанной «Тойоты» свекра выгружались не только Юлия Николаевна с Игорем Петровичем, но и… Ольга не поверила своим глазам… еще две супружеские пары! Совершенно незнакомые люди! — А вот и мы, дорогие! — защебетала свекровь, размахивая пакетами из «Пятерочки». — Ольгуша, знакомься — это Соколовы, а это Петровы. Наши друзья по даче. Решили показать им ваше гнездышко. Правда же, у вас тут райский уголок?
Ольга буквально окаменела. Ноги словно приросли к деревянному настилу крыльца. В голове билась одна мысль: Это сон. Это дурной сон. Сейчас я проснусь…
За спиной возник Кирилл. Судя по его ошарашенному виду, гостей он тоже не ждал.
— Мам, ты же не предупреждала, что будете не одни… — в его голосе наконец-то проскользнуло недовольство. О, чудо! Неужели дошло?
Но Юлия Николаевна только отмахнулась, как от назойливой мухи:
— Ай, какая разница? У вас же дом большой, места всем хватит! Ольгуша, мы тут мяска купили на шашлычок. Игорь займется мангалом, а ты давай-ка салатиков нарежь. И картошечки бы неплохо, в фольге, с чесночком. Ты же у нас мастерица!
Незнакомые гости улыбались, кивали, восхищенно оглядывались по сторонам. Им и в голову не приходило, что они тут некстати.
Ольга резко развернулась и ушла в дом, хлопнув дверью. На кухне с грохотом поставила чайник на плиту, схватила нож и принялась яростно крошить помидоры. Режь, Оля, режь. Представь, что это не помидоры…
Кирилл просочился следом, встал в дверях:
— Слушай, я понимаю, ты расстроилась… Но давай просто проведем день по-человечески, а? Потом поговорим с мамой, чтобы предупреждала заранее.
— По-человечески? — Ольга резко обернулась, сжимая нож. — ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ?! Твоя мать приволокла сюда толпу незнакомых людей без предупреждения! В НАШ дом! И теперь я должна их кормить-поить, как какая-то… как…
— Не драматизируй, — поморщился Кирилл. — Подумаешь, обед приготовить. Это же друзья моих родителей, не бомжи с вокзала.
— Мне плевать, кто они! — выпалила Ольга. — Для меня они — чужие люди, которых я не приглашала!
— Ольга, хватит истерить.
— Я не истерю. Я высказываю свое мнение. Или мне и это уже нельзя?
Кирилл вздохнул и вышел, бросив напоследок:
— Делай что хочешь. Только не позорь меня перед гостями.
Не позорь ЕГО. А то, что меня унижают — это нормально?
День тянулся как резина. Свекровь хозяйничала на кухне, постоянно заглядывая через плечо и командуя: «Ольгуша, огурчики потоньше нарежь», «Ольгуша, майонеза не жалей», «Ольгуша, где у вас тут салфетки красивые?»
Гости ахали и охали: «Какой вид на речку!», «Какие у вас яблони!», «Как вам повезло с таким местом!» А Ольга носилась между кухней и террасой с подносами, как заведенная. Улыбайся, Оля. Будь милой. Не позорь мужа.
К вечеру ноги гудели, спина ныла, а в душе разрасталась черная дыра обиды и злости.
Когда гости наконец-то собрались уезжать, уже стемнело. Ольга молча складывала грязную посуду в раковину. Руки дрожали от усталости.
— Спасибо за чудесный день, дорогие! — щебетала Юлия Николаевна, обнимая сына на прощание. — Ах да, чуть не забыла! В следующую субботу мы опять приедем. Но уже вдвоем с папой, не волнуйся!
Тарелка выскользнула из рук Ольги и со звоном разбилась о кафельный пол.
Все. Хватит. Достаточно.
Ночь Ольга провела без сна, уставившись в темный потолок. Кирилл рядом мерно посапывал, раскинувшись звездой. Спит младенческим сном. А что ему волноваться? У него все прекрасно — любящие родители, покладистая жена, дача для семейных посиделок…
Она вспоминала, как они мечтали об этом доме. Как рисовали план участка на салфетке в кафе. «Здесь будет беседка с виноградом», — говорил Кирилл. «А тут — клумба с пионами», — добавляла она. «И никого, только мы вдвоем», — шептал он ей на ухо.
Ага. Только мы вдвоем и еще пятнадцать родственников с друзьями.
Утром не успели они допить кофе, как во дворе опять заскрежетали тормоза.
— Это еще кто в такую рань? — удивился Кирилл, отодвигая занавеску. — О! Родители вернулись. Странно…
У Ольги упало сердце. Кофе горчил во рту.
— Зачем? Они же вчера только уехали…
— Понятия не имею, — пожал плечами Кирилл и пошел открывать.
Юлия Николаевна влетела в дом как ураган, размахивая очередными пакетами:
— Доброе утречко, молодежь! Я тут вспомнила — купила вчера шикарные баклажаны на рынке, а увезла с собой. Грех такое добро переводить! Ольгуша, приготовь-ка ту волшебную закуску, что на папин юбилей делала. Ну, помнишь, с орешками и чесночком?
И тут внутри Ольги что-то оборвалось. Тихо так — дзынь! — как струна на гитаре. Она медленно, очень медленно поставила чашку на стол. Встала. И молча пошла в спальню.
В шкафу под кроватью пылился чемодан — тот самый, с которым она когда-то переезжала к Кириллу. Ольга вытащила его и принялась методично складывать вещи. Футболки. Джинсы. Белье. Любимый свитер.
В дверях возник ошарашенный Кирилл:
— Ты это что творишь? Куда собралась?
Ольга подняла на него спокойный взгляд:
— К родителям.
— С какой стати? Мама же просто…
— А знаешь что? — перебила его Ольга. — Я тоже кое-что «просто» сделаю. Привезу своих родителей. И тетю Нину с дядей Колей. И их соседей заодно. Пусть тоже погостят недельку. Ты будешь им готовить, убирать, развлекать. Как тебе идея?
— Ты что, спятила? — Кирилл перегородил ей выход. — Что за детский сад?
— Это не детский сад, Кирюша. Это моя жизнь. Которую твоя мамочка превратила в ад. И ты ей в этом активно помогаешь.
В дверях материализовалась Юлия Николаевна:
— Что за крики? Почему вы ссоритесь?
— Мы не ссоримся, — ответила Ольга ровным голосом. — Я уезжаю. Можете теперь сами готовить, убирать и принимать гостей. Кухня в вашем полном распоряжении.
Свекровь ахнула, прижав руку к груди:
— Что за глупости! Кирилл, ну скажи же ей!
Но Ольга уже протиснулась мимо остолбеневшего мужа и направилась к выходу, волоча чемодан.
— Если уйдешь сейчас — не возвращайся! — крикнул ей вслед Кирилл, теряя контроль.
Ольга остановилась на пороге. Обернулась. Посмотрела ему прямо в глаза:
— Именно это я и планирую сделать.
И вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Родители жили в соседнем городке, час езды по трассе. Когда Ольга появилась на пороге их квартиры с чемоданом, они не стали ничего спрашивать. Папа молча забрал багаж, а мама просто обняла. Крепко-крепко, как в детстве.
— Чай будешь, доченька? — только и спросила Анна Михайловна.
— Буду, мам, — кивнула Ольга и наконец-то расплакалась. Слезы текли и текли, как будто прорвало плотину.
Вечером, когда эмоции немного улеглись, она рассказала обо всем. О постоянных визитах свекрови. О том, как та распоряжается в их доме. Как Кирилл всегда-всегда-всегда принимает сторону матери. Как она чувствует себя прислугой, а не хозяйкой.
— Олюшка, а почему ты раньше молчала? — покачал головой отец. — Мы бы поговорили с ними…
— Пап, я не молчала. Я говорила Кириллу. Много раз. Но для него слово матери — закон. А я… я просто удобная бесплатная домработница.
Мама погладила ее по голове:
— Правильно сделала, что ушла. Нельзя позволять себя унижать. Даже любимому человеку.
Телефон Ольги разрывался. Кирилл звонил каждые полчаса. Она отключила звук и убрала аппарат в сумку.
Первые дни Кирилл пребывал в бешенстве. Как она могла?! Бросить его одного с родителями! Из-за какой-то ерунды!
Юлия Николаевна подливала масла в огонь:
— Я же говорила тебе, сынок — не та она женщина для тебя. Эгоистка! Настоящая жена никогда не бросит мужа! Вот в наше время…
И понеслось. О том, как в их время женщины уважали старших. Как свекровь — это вторая мать. Как невестка должна быть благодарна за то, что ее приняли в семью.
Игорь Петрович молчал, уткнувшись в газету. За сорок лет брака он научился не спорить с женой.
Но дни шли, и Кирилл начал замечать то, чего раньше не видел. В упор не видел.
Как мать командует им: «Кирюша, переставь диван», «Кирюша, эти шторы ужасны», «Кирюша, почему у вас в холодильнике нет моего любимого йогурта?»
Как она критикует буквально все, к чему прикасалась Ольга: «Эти занавески выбирала твоя жена? Безвкусица!», «Цветы завяли — не умеет ухаживать», «Посуда не на своих местах стоит».
Как она считает само собой разумеющимся приезжать без предупреждения: «Это же семья! Какие могут быть церемонии?»
В среду, когда Кирилл собирался на работу — надо же было вернуться в город — Юлия Николаевна ошарашила его новостью:
— Мы с папой решили пожить у вас до конца недели. Отдохнем от городской суеты. Ты езжай спокойно, я тут приберусь, приготовлю. Все будет в лучшем виде!
Кирилл почувствовал, как внутри поднимается раздражение. Незнакомое, неприятное чувство.
— Мам, я не могу оставить вас одних на даче. Это… неудобно.
— Что за глупости! — отмахнулась Юлия Николаевна. — Мы же не чужие! Ах да, я пригласила Валю с Сергеем на пятницу. Помнишь их? Наши соседи со второго этажа. Славная пара!
И тут Кирилла словно ударило током:
— Ты пригласила соседей в МОЙ дом, не спросив МЕНЯ?
Юлия Николаевна удивленно подняла брови:
— Кирюша, что за тон? Я твоя мать! Неужели я должна спрашивать разрешения?
«Я же твоя мать, а не чужой человек». Сколько раз он сам говорил эти слова Ольге? Десятки раз. Сотни.
И вдруг его словно прорвало. Он увидел. Наконец-то увидел то, о чем твердила жена. Вот оно — неуважение к их личному пространству. Вот оно — мамино «я лучше знаю». Вот оно — отношение к их дому как к своей собственности.
Господи, какой же я был идиот…
В пятницу, когда на дачу приехали соседи свекрови — громкие, бесцеремонные, сразу полезшие в холодильник «посмотреть, что у вас тут есть» — Кирилл сделал то, чего никогда раньше не делал.
— Мне нужно срочно в город. Дела, — бросил он, хватая ключи от машины.
— Кирилл Игоревич! — возмущенно воскликнула мать. — Как ты можешь! У нас гости!
— Это ТВОИ гости, мама. Я их не приглашал, — ответил он, чувствуя странное облегчение. Словно сбросил тяжелый рюкзак с плеч.
Он сел в машину и поехал. Сам не зная куда. Просто ехал по трассе, думая о том, как был слеп. Как позволил матери разрушить его семью. Как предавал Ольгу раз за разом, выбирая мамин комфорт вместо счастья жены.
Когда он опомнился, то обнаружил себя возле дома тестя и тещи.
Ольга открыла дверь и замерла. Не ожидала увидеть его здесь.
— Можно войти? — спросил Кирилл неуверенно. Вид у него был помятый, растерянный.
Она молча отступила в сторону. В гостиной сидели ее родители. Увидев зятя, они переглянулись и тактично удалились на кухню.
— Я был неправ, — выпалил Кирилл, не зная, с чего начать. — Во всем. Абсолютно во всем. Ты была права, а я… я был слепым идиотом.
Ольга скрестила руки на груди. В глазах — недоверие:
— И что же заставило тебя прозреть?
— Неделя с моей матерью. Без тебя, — честно ответил он. — Только оставшись с ней один на один, я понял… Господи, Оля, как ты это терпела? Она же… она же просто оккупировала наш дом!
Ольга грустно усмехнулась:
— Я говорила тебе об этом. Много раз говорила. Но ты предпочитал не слышать.
— Знаю, — кивнул Кирилл. — И я не могу злиться на тебя за то, что ушла. На твоем месте я бы тоже ушел. Наверное, даже раньше.
Они долго говорили в тот вечер. Кирилл рассказывал, как мать приглашает своих друзей, не спрашивая. Как критикует все подряд. Как ведет себя как хозяйка.
— Знаешь, что самое страшное? — сказал он. — Я ведь видел, как тебе тяжело. Видел! Но закрывал глаза. Потому что так было… проще. Не спорить с мамой, не устанавливать границы. Проще было жертвовать тобой.
Ольга молчала. В горле стоял ком.
— Я хочу, чтобы ты вернулась, — сказал наконец Кирилл. — Все будет по-другому, обещаю. Я поговорю с родителями. Установлю правила. Они больше не будут приезжать без приглашения и…
— Нет, — перебила его Ольга.
— Что «нет»?
— Я не вернусь, если твоя мать будет частью нашей жизни. Я больше не могу ее видеть, Кирилл. Ни под каким соусом. Никогда.
Кирилл растерялся:
— Но… это же невозможно. Они мои родители. Я не могу просто взять и вычеркнуть их из жизни.
— Я и не прошу тебя вычеркивать, — покачала головой Ольга. — Общайся с ними сколько хочешь. Езди к ним, звони, встречайтесь в городе. Но в нашем доме — если он еще «наш» — я их видеть не хочу.
Кирилл долго молчал, переваривая услышанное.
— Это твое условие? — наконец спросил он.
— Да. Единственное.
— Хорошо, — выдохнул он. — Если это цена за наше примирение — я согласен. Они не появятся в доме, пока ты там.
Возвращение далось нелегко. Ольга то и дело ловила себя на том, что ждет подвоха. Вздрагивала от каждого звонка. Прислушивалась к звукам за окном — не едет ли знакомая «Тойота»?
Кирилл старался. Правда старался. Был внимательным, помогал по дому, сам предлагал приготовить ужин.
Но Юлия Николаевна так просто сдаваться не собиралась. Она названивала сыну по десять раз на дню. Жаловалась на здоровье, на одиночество, на «эту женщину», которая настроила его против родной матери.
Кирилл держался. С трудом, но держался. Ольга видела, как ему тяжело. Иногда она ловила его на том, что он тайком разговаривает с матерью — выходит во двор или запирается в ванной.
Он старается ради нас. Это уже что-то.
А потом случилось то, что должно было случиться.
Однажды вечером, когда Кирилл задержался на работе, Ольга решила проверить время на его телефоне — ее собственный сел. На экране высветилось сообщение от Юлии Николаевны:
«Спасибо за встречу, сыночек. Так приятно было пообедать вместе, поговорить по душам. Жаль, что ОНА запрещает тебе видеться с родителями. Но ничего, мы найдем способ чаще встречаться. Целую, мама».
Ольга медленно положила телефон на место. В груди разлилась странная пустота. Даже не обида — просто пустота.
Вот и все. Конец.
Она спокойно пошла в спальню и снова достала чемодан. Складывала вещи механически, без эмоций. Будто робот.
Когда Кирилл вернулся, чемодан уже стоял в прихожей.
— Что происходит? — спросил он, хотя по лицу жены все понял.
— Ты выбрал, — тихо сказала Ольга. — Ты выбрал не меня.
— Оля, подожди! Это был просто обед! Ничего такого! Мы встретились в кафе, поговорили…
— Ты солгал мне, — перебила она. — Ты обещал быть честным, но предпочел скрывать встречи. Я не могу жить с человеком, которому не доверяю.
— Оля, пожалуйста…
— Прощай, Кирилл.
В этот раз он не пытался ее удержать. Да и что было говорить? Они оба знали — это конец.
Прошло три месяца. Ольга сняла маленькую квартирку рядом со школой — одна комната, кухня, но зато своя. Никто не врывается без предупреждения, не командует, не указывает.
Развод шел тяжело. Каждый раз, подписывая очередную бумагу, Ольга чувствовала, как сердце разрывается на части. Она все еще любила Кирилла. Дурацкого, слепого, маменькиного сынка. Но жить с ним больше не могла.
Однажды отец позвонил ей:
— Встречался с твоим… с Кириллом. Поговорили по-мужски.
— И что он сказал? — спросила Ольга, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно.
— Да так, ничего особенного. Только вот… Он сильно изменился, Оль. Похудел, осунулся. Говорит, к психологу ходит. Пытается разобраться в себе.
— Рада за него, — сухо ответила Ольга.
— Оленька, — вздохнул отец. — Я не оправдываю его. Он натворил глупостей, не сумел защитить тебя. Но знаешь… Человек имеет право на ошибку. И право ее исправить.
— Пап, он сделал свой выбор. И я сделала свой.
А Кирилл действительно ходил к психологу. Дорогому, хорошему. Пытался понять, почему не мог противостоять матери. Почему ее мнение всегда было важнее, чем чувства жены.
— Это называется созависимость, — объясняла психолог. — Вы с детства привыкли, что мама всегда права. Что спорить с ней — значит быть плохим сыном. Это очень сложно преодолеть, но возможно.
Юлия Николаевна, узнав о визитах к «шарлатанке», устроила скандал:
— Кирилл! Ты с ума сошел! Какой еще психолог? Что соседи скажут?
И тут случилось невероятное. Кирилл посмотрел на мать и сказал:
— Мне плевать, что скажут соседи. Или ты принимаешь мои решения, или мы прекращаем общение.
Юлия Николаевна опешила. Такого поворота она не ожидала.
— Ты… ты мне угрожаешь?
— Я устанавливаю границы, — спокойно ответил Кирилл. — Либо ты их уважаешь, либо я перестаю быть твоим сыном. Выбирай.
Это был переломный момент. Впервые за сорок лет Юлия Николаевна увидела в сыне не мальчика, которым можно помыкать, а взрослого мужчину со своей позицией.
Месяц они не общались. Потом она сдалась. Позвонила, сухо спросила о здоровье. Больше не лезла с советами, не требовала внимания.
Осень выдалась дождливой. Ольга сидела в своей любимой кофейне, проверяя тетради, когда раздался звонок. Кирилл. Она долго смотрела на экран, потом все-таки ответила:
— Да?
— Привет. Можем встретиться? Нужно решить вопрос с дачей.
Они договорились увидеться в нейтральном месте — в кафе в центре города. Ольга пришла чуть раньше, заказала капучино и села у окна.
Кирилл появился ровно в назначенное время. Отец был прав — он сильно изменился. Похудел, в глазах появилась какая-то взрослая грусть.
— Привет. Ты хорошо выглядишь, — сказал он, садясь напротив.
— Спасибо. Ты тоже, — соврала Ольга.
Официантка принесла меню, но Кирилл заказал только кофе.
— Как жизнь? — спросил он после неловкой паузы.
— Нормально. Работаю, снимаю квартиру. Живу, — Ольга пожала плечами. — А у тебя?
— Я… много думал эти месяцы. О нас, о себе, о том, что произошло, — Кирилл вертел в руках ложечку. — Ходил к психологу. Понял много неприятных вещей о себе.
Ольга молча кивнула.
— Я наконец-то объяснил матери, что именно она разрушила мой брак. Сказал, что буду общаться с ними только на моих условиях — встречаться в их доме, когда я сам захочу, и ни минутой больше.
— И как она отреагировала?
— Месяц не разговаривала. Потом смирилась. Теперь я езжу к ним раз в две недели, пью чай и уезжаю. Никаких «останься на ужин», никаких «мы завтра к вам заедем».
— Рада за тебя, — сказала Ольга, и это была правда.
Помолчали.
— Я думаю продать дачу, — сказал наконец Кирилл. — Слишком много плохих воспоминаний. Ты не против?
— Я тоже так думаю. Продадим, поделим пополам.
— А потом? — тихо спросил он, глядя ей в глаза. — Что будет потом, Оля?
— А потом каждый пойдет своей дорогой, — ответила она, хотя сердце больно сжалось.
— А что, если… — Кирилл запнулся, собираясь с духом. — Что, если мы попробуем еще раз? Не сразу, конечно. Медленно. Может, начнем просто встречаться, разговаривать. Я правда изменился, Оль. И я все еще люблю тебя. Никогда не переставал любить.
Ольга долго смотрела на него, на этого нового Кирилла — уставшего, повзрослевшего, с печатью пережитого на лице.
— Я не знаю, Кир. Было слишком больно. Я не уверена, что смогу снова довериться.
— Я понимаю. И не тороплю. Просто… подумай, ладно? Мы могли бы начать все заново. С чистого листа. С новыми правилами. С границами, которые никто не имеет права нарушать.
Ольга не ответила, но и не сказала «нет».
Они допили кофе, обсудили детали продажи дачи. Потом вышли вместе. На улице моросил мелкий осенний дождь.
— Я провожу тебя, — сказал Кирилл, раскрывая зонт.
— Не надо, я на машине.
— Тогда до парковки.
Они шли молча под одним зонтом. Как раньше. Как будто не было этих страшных месяцев разлуки.
У машины Ольга остановилась:
— Позвони на следующей неделе. Может… может, сходим куда-нибудь. В кино или просто поужинаем.
Лицо Кирилла озарилось надеждой:
— Обязательно позвоню. Спасибо, Оль.
Она села в машину и уехала, а он остался стоять под дождем, глядя вслед удаляющимся огням.
Это не было обещанием новой жизни. Но это была надежда. И пока ее было достаточно.
Следующим летом они снова были вместе. Не сразу — долго, мучительно медленно восстанавливали доверие. Ходили на парную терапию, учились говорить друг с другом, устанавливать границы.
Купили новый дом — поменьше, но уютнее. С высоким забором и табличкой «Осторожно, злая собака» (собаки не было, но табличка отпугивала незваных гостей).
Юлия Николаевна так и не простила невестку. Но смирилась. Встречалась с сыном раз в месяц в кафе, больше не лезла с советами.
А потом, разбирая коробки после переезда, Ольга нашла старый конверт. Пожелтевший, с незнакомым почерком. Адресован Кириллу.
«Кирилл Игоревич, вы должны знать правду о вашей матери и вашем настоящем отце…»
Ольга замерла. Перечитала первую строчку. И еще раз.
Настоящем отце? Но Игорь Петрович же…
В дверях появился Кирилл с коробкой книг:
— Оль, куда определить справочники?
Она быстро спрятала письмо обратно в коробку:
— На верхнюю полку в кабинете.
Надо ли ему знать? Может, некоторые тайны лучше оставить похороненными?
Ольга посмотрела на мужа — счастливого, спокойного, наконец-то свободного от материнского гнета. И приняла решение.
Вечером, когда они сидели на новой террасе, попивая вино и любуясь закатом, она сожгла письмо в камине. Некоторые секреты должны оставаться секретами. У них и так было достаточно драм на всю оставшуюся жизнь.
— За что пьем? — спросил Кирилл, поднимая бокал.
— За новую жизнь, — улыбнулась Ольга. — И за то, чтобы в ней было поменьше незваных гостей.
Они чокнулись и засмеялись. Где-то вдалеке лаяла соседская собака, в саду пели вечерние птицы, а на душе было спокойно и хорошо.
Наконец-то они были дома. В своем доме. Только вдвоем.