Лену знали все.
Точнее – все ее знали. Потому что пройти мимо этой женщины и не заметить ее – было невозможно.
Она была… слишком счастливой.
Такой, про которых шепчутся за спиной с оттенком зависти:
– Ну надо же, как ей в жизни повезло…
С детства – светлая, мягкая, улыбчивая.
Родители ‒ хорошие, простые, но мудрые. Воспитывали с любовью, строгостью и юмором.
Школа – без особых драм. Институт – по любви, не по расчету.
И муж – тот самый, с кем гуляли по дождливому городу, ели шаурму на стипендию и вместе выбирали обои в первую квартиру.
Потом – дети. Двое. Сначала сын, потом дочь.
Потом – машина. Потом – отпуск у моря. Потом – повышение на работе.
Жизнь шла ровно, как по нотам.
Никаких громких ссор, никаких болезней, никаких сломанных костей и трагических историй.
Дом уютный, собака воспитанная, платья сидят, как в рекламе.
Лена – ухоженная, живая, с глазами, в которых хочется погреться.
Она всем улыбалась. Умела слушать. Помогала.
Никогда не обсуждала чужих мужей и не хамила кассирам.
И вот тут начинается самое интересное.
Некоторых это раздражало.
В глубине души, конечно. Не вслух. Но жгло – точно.
– Слишком у нее все правильно, – шептались одни.
– Так не бывает. Либо врет, либо притворяется, – вторили другие.
– Посмотрим, как она запоет, когда жизнь прихлопнет ее как следует, – вещали третьи.
И напророчили.
***
Это случилось в конце октября.
Дождь, темнота, спешка.
Муж возвращался с совещания. Вел машину.
На перекрестке, где плохой обзор, внезапно выбежал пешеход – мужчина лет сорока.
Сигнал, визг тормозов. Удар.
Потом – скорая. Потом – полиция.
Муж Лены не был пьян, не говорил в этот момент по телефону. Все чисто.
Но пострадавший попал в больницу с тяжелой травмой головы.
Адвокат пострадавшего оказался очень ярым. Дело закрутилось.
Всплыли камеры, замедленные съемки, разметка, освещенность…
Потом был суд. И приговор. Три с половиной года. Реального срока.
***
Лена стояла в коридоре суда.
Выглядела хорошо, говорила спокойно.
Но в глазах была не боль даже. А… пауза.
Как будто время остановилось.
***
На следующий день все уже все знали.
Никто не сказал ничего грубого.
Наоборот. Вокруг были сочувственные взгляды, вежливые вздохи.
Но между строк, в подтексте, сквозило:
– Ну вот. Теперь посмотрим, как она улыбаться будет.
– Что и требовалось доказать: хронического счастья не бывает.
– Интересно, как она выкарабкиваться будет?
Некоторые почему-то перестали с Леной здороваться.
Некоторые звонили, писали: «Держись», но на прямой контакт не выходили.
Были и те, кто выдохнул с облегчением. Мол, наконец-то: корона упала…
***
А Лена… молчала.
Ходила на работу. Готовила детям завтраки.
Не скрывала: да, муж в тюрьме. Да, виноват.
Но – не пряталась. Не ныла. Не бегала от чужих взглядов.
Через неделю появилась на собрании в школе.
Через месяц – снова улыбалась соседям.
Потом – организовала благотворительную акцию: сбор теплых вещей для детдома. Пришла, и первой положила в коробку новые ботинки.
Подошла к завучу, спросила, как дела у ее сына и посоветовала хорошего офтальмолога для мальчика.
А через полгода… написала письмо. В соцсетях. Открыто.
Простое. Без пафоса.
Да, у меня в жизни случилось горе. Да, мой муж сбил человека. Да, он отбывает наказание. Мы это приняли.
Но я не перестала быть собой.
Я все та же Лена. Которая любит своих детей, уважает людей, и верит, что из любой тьмы можно выйти на свет.
И знаете, больше всего меня поразило не горе, а то, как много людей втайне ждали, что я сломаюсь.
Что перестану улыбаться. Что начну пить или еще что пострашнее.
Простите, если кого-то разочарую.
Я не сломаюсь.
Потому что живу не для вас.
А для тех, кто рядом со мной. Для своих близких.
А главное – для себя.
После этого письма что-то изменилось.
Те, кто обсуждал Лену, шептались за ее спиной, поутихли.
Некоторые даже написали ей. Извинились.
Некоторые – просто стали относиться теплее. Ничего не говоря.
А Лена…
Она снова улыбалась людям.
Готовила детям завтраки.
Писала мужу письма в СИЗО. От руки, красивым почерком.
И каждый вечер, положив руку на сердце, напоминала себе:
– Нужно быть не идеальной, а живой.
И доброй…
Несмотря ни на что.