Две подруги пропали на Волге в 1999 через 20 лет раскрыли страшную тайну

Две подруги пропали на Волге в 1999 через 20 лет раскрыли страшную тайну

За 18 часов до находки бабушка Нина проснулась от воя Дружка. Старая дворняга стояла у окна и смотрела в сторону заброшенной лодочной станции. «Опять крысы завелись», — подумала Нина, но что-то в поведении пса было странным. Он не лаял, а именно выл, низко и протяжно, как волки в старых легендах про Волгу.

Утром Нина пошла проверить погреб. Дружок бежал впереди, принюхиваясь к земле. У самого входа в погреб, там где 20 лет назад росла черёмуха, пёс начал яростно копать. Нина хотела остановить его, но увидела в земле что-то блестящее. Целлофановый пакет, а в нём студенческий билет на имя Ирины Смирновой и записка: «Простите, не смог иначе. Они узнали про баржу. В.К.».

Майор Ольга Смирнова прибыла через три часа. 42-летняя следователь по особо важным делам специализировалась на «холодных делах». «Волжское дело» 1999 года она помнила ещё со времён учёбы в Академии, классический пример неразрешимой загадки. Две студентки, Ирина Смирнова и Ксения Сергеева, исчезли во время кемпинга на Диком пляже. Палатка осталась нетронутой, вещи на месте, следы вели к воде и обрывались.

— Покажите мне точное место находки, — попросила Смирнова.

Нина провела её к погребу. Старое строение почти развалилось, крыша провисла, но стены из волжского камня стояли крепко. «Дружок всю ночь выл, а утром сразу сюда побежал. Будто знал».

Смирнова осмотрела записку. Бумага пожелтела, чернила выцвели, но текст читался чётко. Почерк дрожащий, словно писал очень старый или очень напуганный человек. «В.К. — Виктор Крылов», — смотритель этой самой лодочной станции в 1999-м.

— Он ещё жив? — спросила Смирнова.

— В доме престарелых. Но у него деменция. Редко узнаёт даже дочку.

Дом престарелых «Волжский берег» находился в 50 километрах. Смирнова ехала по осенней дороге, изучая материалы дела на планшете. Капитан речной полиции Иван Петров лично руководил поисками в 1999-м. Сейчас ему 58, владеет крупнейшей в регионе охранной компанией «Волжский щит». В протоколах его показания занимали десятки страниц: подробные, методичные, профессиональные.

Местный рыбак, Пётр Акулов, активно помогал в поисках. Знал каждую отмель, каждый омут. «Течение там коварное, — говорил он следователям. — Многих уносило. Особенно тех, кто не знает реки». Сейчас Акулову 62, владеет сетью рыболовных магазинов.

Ольга Крылова, дочь смотрителя, работала в прибрежном кафе «Чайка». В протоколах упоминается мельком, подтвердила, что видела девушек днём, они заходили за водой. «Милая девушка, всегда готова помочь». Сейчас ей 45, до сих пор живёт с отцом, точнее, жила до его помещения в дом престарелых.

Виктор Крылов сидел у окна и смотрел на реку. 67-летний старик казался прозрачным, словно свет проходил сквозь него. Медсестра предупредила, что он редко говорит. Иногда бормочет что-то про баржу и золотые часы.

— Виктор Иванович, — мягко начала Смирнова. — Я майор полиции. Хочу поговорить о лете 1999 года.

Старик медленно повернул голову. Глаза были мутными, но вдруг в них мелькнула искра узнавания.
— Баржа… Капитан заставил… Девчонки увидели ночью…
— Какие девчонки?
— Ирина и Ксения. — Крылов закивал, потом замер. — Золотые часы… Папины часы. Она взяла папины часы.

Он заплакал, сухо и беззвучно.
— Оленька, прости. Не уберёг.

Смирнова пыталась добиться большего, но старик снова ушёл в себя. Медсестра показала медкарту. «Прогрессирующая деменция, последние два года состояние резко ухудшилось». Но одна запись привлекла внимание: «Черепно-мозговая травма, август 1999 года». Через месяц после исчезновения девушек.

По дороге обратно Смирнова заехала к Ивану Петрову. Офис «Волжского щита» занимал целый этаж в новом бизнес-центре. Петров выглядел моложе своих лет, подтянутый, седые виски. В костюме.
— Майор Смирнова? Да, я слышал о находке. Двадцать лет прошло, а я помню то лето, как вчера.

Петров достал толстую папку.
— Я сохранил все материалы. Личные записи, карты, фотографии. Знаете, это дело не даёт мне покоя до сих пор.

Записи действительно были подробными. Слишком подробными. Каждый час поисков расписан поминутно. Каждое место отмечено на карте с координатами.
— Вы очень тщательно вели документацию, — заметила Смирнова.
— Я чувствовал ответственность. Две молодые девушки. Я видел их вечером, знаете? Патрулировал акваторию, предупредил о запрете купания после заката. Они смеялись, говорили, что отличные пловчихи.
— Во сколько вы их видели?
— Около восьми вечера. Солнце уже садилось. Они ставили палатку у старой лодочной станции.

Но это было только начало. В архиве местной газеты Смирнова нашла интересную заметку от августа 1999: «Героический поступок капитана Петрова спас тонущего смотрителя лодочной станции». Виктор Крылов якобы поскользнулся на мокрых досках и упал в воду, ударившись головой. Петров вытащил его и доставил в больницу.

Пётр Акулов жил в большом доме на берегу Волги. Во дворе стояли дорогие машины, у причала покачивался катер.
— Майор! Заходите, чаю попьёте. — Нина звонила, рассказала про находку.

Акулов выглядел простым мужиком: крупный, загорелый, руки рабочие. Но глаза были острые, внимательные.
— Я в ту ночь рыбачил. Ночная рыбалка, знаете, особенная. Видел девчонок на берегу часов в десять. Костёр жгли, песни пели. А потом? А потом туман пошёл с реки. Густой такой, молочный. Я к берегу пристал, переждать решил. Часа в два туман рассеялся, поплыл дальше. Девчонок уже не видел.
— Где именно вы пристали к берегу?

Акулов помолчал.
— Километрах в трёх ниже по течению. У старой баржи.

Слово «баржа» заставило Смирнову насторожиться. Крылов бормотал о барже. В записке упоминалась «баржа».
— Что за «баржа»?
— Да старая посудина. Ещё с 80-х стояла. Говорили, контрабанду на ней возили. Но это байки. В 99-м её затопили, мешало судоходству.

Детективы упустили одну деталь. В протоколах допроса Акулова не упоминалось, что он приставал к берегу той ночью. Он говорил только о ночной рыбалке.

Ольга Крылова жила в том же доме, где когда-то была контора лодочной станции. Невысокая женщина, с усталым лицом и добрыми глазами.

— Проходите, майор. Я весь день ждала. Знала, что вы придёте.

Дом был чистый, но бедный. На стенах фотографии Ольги с отцом в разные годы.
— Папа последние годы совсем плох. Но иногда просветления бывают. Плачет тогда, меня просит простить.
— За что простить?
— Не знаю. Может, что не уберёг тех девушек. Он очень переживал тогда. После того, как упал в воду, стал другим. Закрытым, молчаливым.

Смирнова показала Ольге записку. Женщина долго смотрела на неё.
— Похоже на папин почерк. Но он уже года два писать не может, руки трясутся.
— А что вы помните о той ночи?
— Немного. Я работала в кафе до 10 вечера. Потом пошла домой. Папа сидел на веранде, курил. Сказал, что видел девчонок у станции, переживал за них. Я легла спать, а утром уже полиция приехала.

В старых документах кафе «Чайка» Смирнова нашла расписание смен за июль 1999. Ольга Крылова действительно работала 15 июля, но её смена заканчивалась в 9 вечера, не в 10. Мелкая нестыковка, возможно, просто ошибка памяти после 20 лет. Но Смирнова записала это в блокнот.

Возвращаясь к погребу для повторного осмотра, Смирнова заметила странную деталь. Цепь, которой был закрыт вход, выглядела новее самого погреба. На ней были тёмные пятна, похожие на ржавчину. Но ржавчина была странная, не рыжая, а тёмно-коричневая. Смирнова взяла образец для экспертизы.

В архиве полиции хранились вещественные доказательства по делу 1999 года. Немного: рюкзаки девушек, палатка, личные вещи. Среди вещей Ирины был футляр для часов. Пустой. На бархате — отпечаток от круглых часов с браслетом. Золотых часов, о которых бормотал Крылов.

Никто не обратил внимания на одну фотографию в деле. Групповое фото со студенческого выпускного. Ирина и Ксения в центре, вокруг однокурсники. На заднем плане, почти неразличимая, стоит ещё одна девушка. Лицо размыто, но что-то в её позе казалось знакомым.

Вечером Смирнова изучала карту местности 1999 года. Лодочная станция, Дикий пляж, место стоянки баржи — всё это образовывало почти правильный треугольник. В центре треугольника был небольшой остров, поросший ивами. На современных картах острова не было, его смыло паводками. Позже выяснится, что на этом острове в девяностые годы собирались местные подростки. Среди них была и молодая Ольга Крылова. Но пока Смирнова не знала этого. Она смотрела на карту и пыталась понять, почему Петров так тщательно обходил этот остров во время поисков.

В папке Петрова была ещё одна странность. Квитанция об аренде моторной лодки от 15 июля 1999 года. Имя арендатора было замазано, но читались последние буквы — «Лова». «Крылова?» Но зачем дочери-смотрителя лодочной станции арендовать лодку? У них были свои.

Последний документ в папке — протокол осмотра места происшествия от 16 июля. Среди подписей — капитан Петров, рыбак Акулов, понятые. И ещё одна подпись, неразборчивая. Под ней печать кафе «Чайка». Ольга Крылова была понятой при осмотре. Об этом она не упомянула.

Телефонный звонок прервал размышления. Экспресс-анализ пятен на цепи: человеческая кровь, группа A, Rh+. У Ирины Смирновой была именно такая группа крови. Экспертиза крови перевернула всё расследование. Смирнова стояла в лаборатории и смотрела на результаты ДНК-анализа. Совпадение с образцом Ирины Смирновой составляло 99,7%. Но как кровь двадцатилетней давности сохранилась на цепи?

— Это необычная ржавчина, — объяснил эксперт. — Кровь попала в микротрещины металла и законсервировалась. Цепь явно хранилась в сухом месте. Но есть странность, поверх старой крови есть свежие царапины. Кто-то недавно чистил цепь, пытался стереть следы.

Смирнова вернулась к погребу с криминалистами. При детальном осмотре нашли ещё одну деталь. В углу, под слоем земли и мусора, лежал обрывок карты. Старая туристическая карта Волги, район лодочной станции. На ней были пометки карандашом: крестики, стрелки, какие-то цифры. Почерк не совпадал ни с одним из известных образцов.

Иван Петров нервничал. Смирнова застала его в офисе рано утром, он изучал какие-то старые документы.
— Майор! Я как раз собирался вам звонить. Нашёл кое-что в архивах. — Он показал служебный журнал речной полиции за июль 1999. Три страницы были аккуратно вырезаны. — Я не помню, чтобы их вырезали. Это должны быть записи за 15–16 июля.
— Кто имел доступ к журналу?
— Только я и мой напарник. Но он умер в 2003, автокатастрофа. — Петров достал фотографию. Два молодых полицейских на фоне патрульного катера. — Это мы с Мишей. Михаил Петров, мой младший брат. Он утонул в 1998, за год до исчезновения девушек.
— Вы не упоминали о брате в протоколах?
— А зачем? Он умер до того, как всё случилось. Нелепая смерть: купался пьяным, судорога свела. Я унаследовал его долю в семейном бизнесе. Тогда мы с отцом держали небольшую компанию по речным перевозкам.

Но проверка показала другое. Михаил Петров действительно утонул, но не в 1998, а 2 августа 1999 года. Через две недели после исчезновения девушек. И не от судороги, в крови нашли следы сильного снотворного.

Пётр Акулов тем временем сам пришёл в полицию.
— Майор, я должен кое-что рассказать. Тогда, в 99-м, я не всё сказал. — Он выглядел постаревшим за одну ночь. — Я действительно видел девушек той ночью. Но не на берегу. Они плыли на лодке. Точнее, их везли.
— Кто вез?
— Не разглядел. Туман был, только силуэт видел. Но лодка была с лодочной станции, я их все знал. Номер 7.

Проверка архивов. Лодка номер 7 числилась за Виктором Крыловым. Личная лодка смотрителя. В протоколах указано: в ночь исчезновения стояла на привязи. Кто-то лгал.

Ольга Крылова неожиданно позвонила сама.
— Майор, папа просит вас. У него просветление, он хочет говорить.

В доме престарелых Виктор Крылов сидел прямо, глаза были ясными.
— Я помню ту ночь. Помню всё. Но сначала, сначала вы должны знать правду об Ольге.
— Что за правда?
— Она не моя дочь. Моя Оленька умерла в младенчестве, в 1975-м. Эта девушка…

…Старик задыхался, пальцы дрожали, но слова звучали чётко, будто он всю жизнь ждал момента их произнести.

— Эта девушка… не моя кровь. Подкидыш. В ту весну мать принесла мне младенца, сказала, что это наша дочь. Я поверил. Но потом… потом узнал, что она подменена. Кто она такая — я так и не понял.

Смирнова почувствовала, как холодок пробежал по спине. Воспитанная «дочь», которая всё это время была рядом со стариком и работала в том самом кафе, оказалась чужой.

— И что случилось в ту ночь? — спросила она тихо.

Крылов поднял глаза.
— Девчонки видели баржу. Там был груз. Золото, часы, старые иконы. Контрабанда. Петров и его люди прятали всё там. А они… они пошли за водой и заметили, как разгружали. Я пытался их остановить, но Петров ударил меня, я в воду упал. Очнулся — их уже не было.

— Где они? — голос Смирновой прозвучал резче, чем она ожидала.

— Баржа. Остров. — Он снова зарыдал, закрыв лицо руками.

Смирнова уже собиралась уходить, когда старик прошептал почти беззвучно:
— Оленька знала. Она помогала им.

В ту же ночь майор вызвала криминалистов на архивный остров, который теперь почти смыло водой. Металлоискатель сработал у корней старой ивы. Земля там была мягче. Через два часа раскопок они нашли проржавевший железный ящик, запаянный грубо, но надёжно. Внутри лежали два женских скелета, обнявшихся так, будто в последнюю секунду они держались друг за друга. На одной кисти ещё блестел золотой браслет — остаток тех самых часов.

Смирнова стояла над ящиком и чувствовала, как сердце гулко бьётся в груди. Двадцатилетнее дело наконец обрело тела. Но вместо облегчения в груди поселился липкий ужас.

Она вспомнила размытое фото из дела — девушку на заднем плане выпускного снимка. Поза, взгляд… чем дольше она всматривалась, тем явственнее сходство. Это была Ольга. Но на фото ей было не восемнадцать, а лет двадцать пять.

Как это возможно?

Через неделю в квартире Смирновой раздался звонок. В дверном проёме стояла Ольга Крылова. Но выглядела она не так, как раньше: волосы собраны, глаза холодные, движения уверенные. В руках у неё была старая фотография, та самая с выпускного, только теперь — без размытости. Лицо девушки на заднем плане было отчётливо видно.

— Хотите знать правду, майор? — её голос был спокойным. — Тогда вам стоит поехать в Астрахань. Там баржа стоит до сих пор. Только берегитесь — вы копаете слишком глубоко.

И улыбнулась — чужой, ледяной улыбкой, от которой Смирнова поняла: эта история ещё не закончена.