Дежурный врач, измотанный долгим рабочим днём, потянулся так, что хрустнули суставы, и, зевнув, медленно направился к окну. За стеклом крупными, мягкими хлопьями падал первый в этом сезоне снег — неспешный, будто сам подолгу зависал в воздухе, прежде чем коснуться земли. Мир за окном казался другим, тихим и немного сказочным, но внутри больницы царила привычная суета, насквозь реальная и без прикрас.
Врач закурил, затянувшись глубоко и нервно, и обернулся к Виктору — своему помощнику, молодому, но уже уставшему от всего медбрату:
— Что будем делать? Она уже совсем холодная. Смысл возиться с этой… бродяжкой? Зови санитаров из морга. Конец. Поздно.
Виктор молча подошёл к каталке. Его руки действовали почти автоматически — он опустил ладонь на запястье женщины, стараясь нащупать пульс. Тот едва прощупывался — слабый, редкий, как последний стук часов перед остановкой. Отбросив с лица незнакомки мокрую прядь волос, он замер. Что-то в чертах показалось ему знакомым, будто где-то он уже видел это лицо, но память упрямо хранила молчание.
«Юля?» — мелькнуло в голове, но он тут же отмахнулся от мысли, как от нелепой галлюцинации. Юля… У неё было круглое, чуть детское лицо с милыми ямочками на щеках, которые появлялись, когда она улыбалась. А здесь лежала измождённая, грязная женщина, чей возраст невозможно было определить. Годы, страдания и лишения словно стёрли всё, что могло быть знакомым.
Пока Виктор стоял в задумчивости, врач уже вызвал санитаров из морга. Те пришли быстро, деловито, без лишних слов. Они перегрузили тело на свою каталку, аккуратно накрыли простынёй и покатили по коридору, в котором эхо шагов отзывалось глухим шарканьем.
— Витя, — окликнул его доктор, заметив на полу забытые документы. — У этой утопленницы бумаги остались. Отнеси их в морг, а потом можешь идти отдыхать. Сегодня был тяжёлый день.
Витя взял документы, слегка влажные от сырости, и медленно пошёл по лестнице. На площадке между этажами горела яркая лампочка, почти ослепляющая после полумрака коридора. Он развернул сопроводительный лист: «Саар Юлия Геннадьевна, 1994 года рождения». В файле лежал паспорт — вода частично размыла страницы, но одна, ламинированная, сохранилась: данные и фотография были четко видны.
И в этот момент у Вити задрожали руки.
Они родились в один год, в один месяц. Жили в соседних квартирах, напротив друг друга. Ходили в одну группу детского сада и считали себя частью одной семьи. Мальчик и девочка с раннего детства были уверены, что они родственники, что просто живут в разных комнатах большого дома.
Юля была удивлена, когда в их доме появился малыш Тима, и ей объяснили, что это её брат.
— Какой брат? — недоумевала она. — А Витя кто мне тогда?
Родители почему-то рассмеялись:
— Витя — сосед. Объяснишь потом подружкам в садике.
Похожая история произошла и в семье Вити, когда родилась сестренка Таня.
— Витя, как старший, должен будет её беречь и защищать, — сказал отец.
— А Юлю кто будет защищать? — спросил мальчик.
Папа улыбнулся:
— Думаю, ты сможешь защитить и Юлю, и Таню. Ты же у нас молодец. Но не забывай — Юля просто соседка, а Таня — родная сестра.
Это слово «соседка» надолго выбило почву из-под ног маленького Вити. Он думал, что оно применимо только к бабушкам с первого этажа, а не к человеку, которого он каждый день видел, с которым играл, делился своими сокровищами и которому доверял больше, чем кому бы то ни было.
Когда пришло время учиться, их разделили по разным классам. Это вызвало настоящий скандал среди детей.
— Не буду ходить в школу! — кричала Юля. — Меня посадили с каким-то толстым мальчишкой, он на уроках достает еду и жует! Хочу сидеть с Витей!
— Я больше в школу не пойду! — заявил Витя. — В классе столько девчонок! Пусть хоть одну на Юлю поменяют!
Родители, видя отчаяние детей, обратились в администрацию. Их перевели в один класс и посадили за одну парту, но с условием, что они не будут разговаривать на уроках. Так они и проучились всю начальную школу, боясь, что их снова разлучат.
Подростковый возраст принёс новые испытания. У Юли появились поклонники — ребята из старших классов, которые подстерегали её возле школы, пытаясь «увести» у вездесущего охранника. Витька отбивался рюкзаком, книгами, всем, что попадало в руки. Он защищал её, как рыцарь.
Но однажды Юля после урока заявила:
— Знаешь, не провожай меня больше.
— Почему? — удивился Витя.
— Тебе же лучше будет. Не надоело драться?
Витя проворчал что-то и пошёл домой. Но спрятался за угол и увидел, как Юля выбежала из школы, помахала кому-то из толпы мальчишек и пошла в сопровождении высокого, широкоплечего Роберта — капитана школьной команды по баскетболу.
Ошеломлённый Витя зажал зубами кулак и стоял так, пока смеющаяся парочка не скрылась за поворотом.
С тех пор они стали почти врагами. Вскоре Юля вышла замуж за того самого Роберта и уехала с ним в другой регион. Её мама, которая осталась подругой Витиной матери, часто рассказывала о разъездах молодой семьи, соревнованиях за границей, счастливой жизни дочери.
Витя слушал вполуха, считая Юлю предательницей. Хотя где-то в самых потаённых уголках души он всё ещё мечтал, что она одумается, уйдёт от спортсмена и станет его женой.
Сам он поступил в мединститут на отделение спортивной медицины. Всегда восхищался работой врачей на соревнованиях по боксу и мечтал лечить спортсменов прямо на ринге. Но судьба распорядилась иначе. На последнем курсе в семье случилось горе — внезапно умер отец. Мама слегла от переживаний, и на Витины плечи свалились заботы о ней и младшей сестре Тане.
Пришлось взять академический отпуск и устроиться медбратом в больницу скорой помощи. Новенького определили в реанимацию, где частенько приходилось откачивать умирающих и обрабатывать раны.
«Не ринг, конечно, но тоже благородное дело», — думал Виктор, выводя очередного пострадавшего из болевого шока.
Теперь, держа в руках паспорт с фотографией, он чувствовал, как сердце колотится в груди. Перед ним была не просто женщина, найденная в реке. Это была Юля. Та самая Юля, которую он когда-то любил, защищал, терпел и прощал.
Виктор побежал по коридору, догоняя санитаров. Когда он увидел, как они собираются втолкнуть каталку в морозильный шкаф, что-то внутри него рванулось наружу.
— Ребята, стоп! — закричал он, перекрывая шум. — Ошибочка вышла. Давайте ее в реанимацию.
— Ты что? Врач же чётко написал — переохлаждение со смертельным исходом.
— Погодите! — прикрикнул Виктор, голос его дрогнул, но стал решительным. — Это не просто пациентка. Это… Это Юля. Это моя Юля. Мы не можем сдаваться. Ни за что не отдадим её.
Дежурный врач, уставший до предела, потянулся так, что хрустнули суставы, и медленно направился к окну. За стеклом крупными, мягкими хлопьями падал первый в этом сезоне снег — неспешный, будто сам подолгу зависал в воздухе, прежде чем коснуться земли. Мир за окном казался другим, тихим и немного сказочным, но внутри больницы царила привычная суета, насквозь реальная и без прикрас.
Врач закурил, затянувшись глубоко и нервно, и обернулся к Виктору — своему помощнику, молодому, но уже уставшему от всего медбрату:
— Что будем делать? Она уже совсем холодная. Смысл возиться с этой… бродяжкой? Зови санитаров из морга. Конец. Поздно.
Виктор молча подошёл к каталке. Его руки действовали почти автоматически — он опустил ладонь на запястье женщины, стараясь нащупать пульс. Тот едва прощупывался — слабый, редкий, как последний стук часов перед остановкой. Отбросив с лица незнакомки мокрую прядь волос, он замер. Что-то в чертах показалось ему знакомым, будто где-то он уже видел это лицо, но память упрямо хранила молчание.
«Юля?» — мелькнуло в голове, но он тут же отмахнулся от мысли, как от нелепой галлюцинации. Юля… У неё было круглое, чуть детское лицо с милыми ямочками на щеках, которые появлялись, когда она улыбалась. А здесь лежала измождённая, грязная женщина, чей возраст невозможно было определить. Годы, страдания и лишения словно стёрли всё, что могло быть знакомым.
Пока Виктор стоял в задумчивости, врач уже вызвал санитаров из морга. Те пришли быстро, деловито, без лишних слов. Они перегрузили тело на свою каталку, аккуратно накрыли простынёй и покатили по коридору, в котором эхо шагов отзывалось глухим шарканьем.
— Витя, — окликнул его доктор, заметив на полу забытые документы. — У этой утопленницы бумаги остались. Отнеси их в морг, а потом можешь идти отдыхать. Сегодня был тяжёлый день.
Витя взял документы, слегка влажные от сырости, и медленно пошёл по лестнице. На площадке между этажами горела яркая лампочка, почти ослепляющая после полумрака коридора. Он развернул сопроводительный лист: «Саар Юлия Геннадьевна, 1994 года рождения». В файле лежал паспорт — вода частично размыла страницы, но одна, ламинированная, сохранилась: данные и фотография были четко видны.
И в этот момент у Вити задрожали руки.
Они родились в один год, в один месяц. Жили в соседних квартирах, напротив друг друга. Ходили в одну группу детского сада и считали себя частью одной семьи. Мальчик и девочка с раннего детства были уверены, что они родственники, что просто живут в разных комнатах большого дома.
Юля была удивлена, когда в их доме появился малыш Тима, и ей объяснили, что это её брат.
— Какой брат? — недоумевала она. — А Витя кто мне тогда?
Родители почему-то рассмеялись:
— Витя — сосед. Объяснишь потом подружкам в садике.
Похожая история произошла и в семье Вити, когда родилась сестренка Таня.
— Витя, как старший, должен будет её беречь и защищать, — сказал отец.
— А Юлю кто будет защищать? — спросил мальчик.
Папа улыбнулся:
— Думаю, ты сможешь защитить и Юлю, и Таню. Ты же у нас молодец. Но не забывай — Юля просто соседка, а Таня — родная сестра.
Это слово «соседка» надолго выбило почву из-под ног маленького Вити. Он думал, что оно применимо только к бабушкам с первого этажа, а не к человеку, которого он каждый день видел, с которым играл, делился своими сокровищами и которому доверял больше, чем кому бы то ни было.
Когда пришло время учиться, их разделили по разным классам. Это вызвало настоящий скандал среди детей.
— Не буду ходить в школу! — кричала Юля. — Меня посадили с каким-то толстым мальчишкой, он на уроках достает еду и жует! Хочу сидеть с Витей!
— Я больше в школу не пойду! — заявил Витя. — В классе столько девчонок! Пусть хоть одну на Юлю поменяют!
Родители, видя отчаяние детей, обратились в администрацию. Их перевели в один класс и посадили за одну парту, но с условием, что они не будут разговаривать на уроках. Так они и проучились всю начальную школу, боясь, что их снова разлучат.
Подростковый возраст принёс новые испытания. У Юли появились поклонники — ребята из старших классов, которые подстерегали её возле школы, пытаясь «увести» у вездесущего охранника. Витька отбивался рюкзаком, книгами, всем, что попадало в руки. Он защищал её, как рыцарь.
Но однажды Юля после урока заявила:
— Знаешь, не провожай меня больше.
— Почему? — удивился Витя.
— Тебе же лучше будет. Не надоело драться?
Витя проворчал что-то и пошёл домой. Но спрятался за угол и увидел, как Юля выбежала из школы, помахала кому-то из толпы мальчишек и пошла в сопровождении высокого, широкоплечего Роберта — капитана школьной команды по баскетболу.
Ошеломлённый Витя зажал зубами кулак и стоял так, пока смеющаяся парочка не скрылась за поворотом.
С тех пор они стали почти врагами. Вскоре Юля вышла замуж за того самого Роберта и уехала с ним в другой регион. Её мама, которая осталась подругой Витиной матери, часто рассказывала о разъездах молодой семьи, соревнованиях за границей, счастливой жизни дочери.
Витя слушал вполуха, считая Юлю предательницей. Хотя где-то в самых потаённых уголках души он всё ещё мечтал, что она одумается, уйдёт от спортсмена и станет его женой.
Сам он поступил в мединститут на отделение спортивной медицины. Всегда восхищался работой врачей на соревнованиях по боксу и мечтал лечить спортсменов прямо на ринге. Но судьба распорядилась иначе. На последнем курсе в семье случилось горе — внезапно умер отец. Мама слегла от переживаний, и на Витины плечи свалились заботы о ней и младшей сестре Тане.
Пришлось взять академический отпуск и устроиться медбратом в больницу скорой помощи. Новенького определили в реанимацию, где частенько приходилось откачивать умирающих и обрабатывать раны.
«Не ринг, конечно, но тоже благородное дело», — думал Виктор, выводя очередного пострадавшего из болевого шока.
Теперь, держа в руках паспорт с фотографией, он чувствовал, как сердце колотится в груди. Перед ним была не просто женщина, найденная в реке. Это была Юля. Та самая Юля, которую он когда-то любил, защищал, терпел и прощал.
Виктор побежал по коридору, догоняя санитаров. Когда он увидел, как они собираются втолкнуть каталку в морозильный шкаф, что-то внутри него рванулось наружу.
— Ребята, стоп! — закричал он, перекрывая шум. — Ошибочка вышла. Давайте ее в реанимацию.
— Ты что? Врач же чётко написал — переохлаждение со смертельным исходом.
— Погодите! — прикрикнул Виктор, голос его дрогнул, но стал решительным. — Это не просто пациентка. Это… Это Юля. Это моя Юля. Мы не можем сдаваться. Ни за что не отдадим её.
Он сам развернул каталку и потащил её к лифту, ощущая, как руки дрожат от напряжения и страха потерять её снова.
— Виктор Николаевич, тогда под вашу ответственность, — сказал старший санитар.
— Разумеется! — крикнул Витя, не оборачиваясь.
В реанимации находились всего две пациентки — пожилая женщина с инфарктом и молодая девушка с черепно-мозговой травмой. В свободное место Виктор осторожно переложил Юлю. Она стала легкой, как подросток, истощённая, синеватая от переохлаждения.
Медбрат достал сухое полотенце и ножницы. Он обрезал её длинные, намокшие волосы как можно короче, обмотал голову полотенцем, установил капельницу с общеукрепляющим раствором. Все движения были точными, продиктованными не только профессионализмом, но и внутренним отчаянием — он не мог позволить себе потерять её снова.
Состояние было тяжёлым, но стабильным. Температура тела упала ниже критической отметки, пульс едва достигал сорока ударов в минуту.
Витя смотрел на Юлю и не мог поверить, что это она. Тонкая синюшная кожа, измождённое лицо — ничто не указывало на ту счастливую жизнь, о которой рассказывала её мама.
— Витек, что здесь происходит? — услышал он недовольный голос дежурного врача.
— Павел Сергеевич, пациентка ещё жива. Посмотрите сами, — указал он на монитор.
— Погоди, я не понял. Её же увезли в морг!
— Это я их догнал и развернул каталку.
— Ты что, хочешь меня под статью подвести? Неоказание помощи или неисполнение обязанностей — к этому стремишься? — возмутился доктор.
— Да не было у меня злого умысла! Просто… эта девушка — моя двоюродная сестра, — опустил голову Витя.
Врач опешил. Он никак не мог представить, что столь неприглядная пациентка могла быть родственницей его сотрудника.
— Что ж ты за ней не уследил? Как она до такого состояния дошла?
— Не знаю, — признался Витя. — Жду, когда придет в себя.
— Раз уж она тебе дорога, сейчас хорошую капельницу поставлю, — деловито потер ладони доктор и ушёл за новым флаконом.
Витя заменил раствор и горячо поблагодарил начальника.
— Спасибо, Павел Сергеевич! Я ваш должник.
— Да не за что. Как-никак, я же врач.
Виктор дождался, пока капельница закончится, вынул иглу, опустился на стульчик рядом с кроватью и прикрыл глаза. Тысячи предположений вертелись в голове.
Вдруг вспомнились слова отца: «Думаю, ты сможешь защитить и Юлю, и Таню».
— Ну вот, пап, пришлось… — прошептал он и задремал.
Под утро его разбудил стон. Юля тяжело дышала и повторяла:
— Зачем…
— Юль, Юля, — тихо позвал он.
Она приоткрыла глаза и, видимо не узнав, чуть слышно сказала:
— Зачем вы меня спасли? Я не хочу жить…
— Это я, Витя. Успокойся, с тобой всё хорошо.
Она всмотрелась в него и заплакала:
— Витя… Я не хочу…
Он сделал ей успокоительный укол и снова сел рядом. «Что значат её слова? Она пыталась покончить с собой?»
Сдав смену, Виктор попросил сменщицу уделить особое внимание пациентке. Приехав домой, первым делом позвонил в дверь напротив.
— Анна Петровна, вы с Юлей давно общались?
— Да нет, позавчера только. Сказала, что едут за границу и звонить не будет. А что такое?
— К нам поступила пациентка, очень на неё похожая. Но раз Юля за границей…
— Погоди, Витенька! — женщина схватила его за рукав. — Что-то у меня на душе неспокойно. Голос у неё по телефону был странный. Я спросила, что с ней, а она говорит: «Не переживай, насморк небольшой». А у меня потом долго осадок был, будто она неправду сказала. Не обманешь материнское сердце!
Витя как мог успокоил её и пошёл домой.
Вечером позвонила сменщица:
— Витя! Твоя сестра пыталась из окна выйти! Еле удержали. Боюсь, как бы в психиатрию не перевели.
Виктор немедленно помчался в больницу. Юля лежала под капельницей, но, увидев его, отвернулась к окну.
— Ну что, поговорим? — присел он на стул.
Она молчала.
— Твоя мама рассказывала, что собираешься за границу.
— Мама… Ну да, конечно. Она же уверена, что со мной всё в порядке. По-другому у её дочери и быть не может, — вдруг заговорила Юля. — А я всё это время врала! Никуда я с Робертом не ездила, потому что он меня не брал. Говорил, надоела.
Голос её дрожал:
— Сидела одна в чужом городе, скучала. Профессии нет, образования тоже. Одна дорога — на рынке торговать. Устроилась продавцом. А супруг как узнал — рассвирепел, избил до синяков. «Ещё не хватало, чтобы моя жена торгашкой работала!»
Юля говорила, не останавливаясь:
— А я ему: «Лучше торгашка, чем целыми днями в клетке сидеть!» Только после свадьбы он совсем озверел. Любовницу завёл, а меня во всём винил. И что команда не ладится, и что соревнования проигрывают. Я от него ушла. А родителям продолжала рассказывать, что у меня всё классно.
— Где же ты жила?
— В хостеле с мигрантами. Питалась как попало, чуть желудок не испортила. Стала болеть, худеть. Меня с продуктовых рядов убрали — мол, вид непрезентабельный. Пошла сувенирами торговать, там выручка совсем слабая. Денег хватало в основном на лекарства.
Юля закрыла лицо руками:
— Чем дальше, тем страшнее. Потом подумала — больше не могу. Поеду домой, повинюсь, покаюсь. Не прогонят же! Добралась сюда — отдельный разговор, даже вспоминать не хочу. Иду по родному городу, думаю: «Наконец-то дома!» И надо же — в этот момент мама звонит. Я опять не смогла признаться, снова стала рассказывать, что в аэропорту, улетаем…
— И что дальше?
— Вижу — стоит на тротуаре наш учитель, слушает мои бредни и смотрит на меня с таким недоумением, даже брезгливостью. Я быстро с мамой попрощалась и побежала. Бегу, а самой так стыдно, так противно! Кому я, такая лживая дрянь, нужна? Маме? Брату Диме? Они замертво упадут, как увидят, какая родственница заявилась!
Витя молча слушал.
— Добежала до моста и чуть не с разбега в реку бросилась. Знаешь, что хуже всего? Вода оказалась обжигающе холодной! Всю сковало, а я не тону! Надеялась — вода в одежду наберётся, на дно потянет. А не получается! Зубами стучу, не знаю, сколько барахталась, пока не отключилась.
Витя смахнул со лба выступивший пот:
— Эх, Юлька! Что ж ты с собой сделала? И ради кого? Ради неудачника-баскетболиста?
— Не напоминай мне о нём! — попросила она.
— Я вчера с твоей мамой разговаривал. Она чувствует, что ты что-то недоговариваешь, переживает. Давай позвоню, пусть придет?
Юля сначала замотала головой, потом заплакала:
— А может, и правда… Пусть лучше здесь меня увидит под капельницей, чем в том пуховике.
Через час Анна Петровна была возле дочери. Она обняла её, гладила по коротким волосам и приговаривала:
— Не надо, мамочка, ну не надо…
Через две недели усиленного питания, прогулок и витаминов Юля заметно похорошела. На щеках вновь появились ямочки, губы приобрели здоровый розовый цвет. Проходя мимо её палаты, один из врачей даже присвистнул:
— Какие красотки у нас лежат!
Но Павел Сергеевич тут же его осадил:
— Простите, но я сказал неправду. Юля мне не сестра, а невеста. Так что проходите мимо.
— Эх, — вздохнул доктор, — какая непослушная молодёжь пошла! Все по-своему делают!
Идя по коридору с букетом, который подарил Витя в честь выписки, Юля щедро улыбалась врачам, медсестрам, санитарам. Благодарила всех и прощалась.
Работники морга, курившие у выхода, увидев её, почтительно поклонились, а потом переглянулись с недоумением.
Она шла домой и впервые за несколько лет от души хотела жить. И не просто жить, а любить и быть любимой. Потому что именно сегодня Витя предложил ей стать его женой.